Милостью Божьей - стр. 47
Очередная беседа на поляне. Такая идиллия, подумаешь, Сократ! О чём только могла беседовать эта гусыня, – думаю я сейчас. Я просто мучительно ждала, когда же это кончится.
– Почему ты постоянно вызывающе себя ведёшь? В армию бы тебя, там бы приучили к порядку!
Я не выдержала, гены бабушки Ани…
– В армии служба, а мы ведь отдыхать приехали. Только какой же это отдых!
– Если тебе не нравится в лагере, и мы тебе не нравимся, ехала бы на дачу с папой и мамой, и делала там, что хочешь.
– У нас нет дачи, и папа мой погиб на фронте. Значит, у кого есть дачи, имеют право хоть на какую-то свободу, а мы нет? Даже в армии есть личное время…
– Не знаю, как тебя принимали в комсомол, такую индивидуалистку. Надо поговорить со старшим вожатым, может, мы соберёмся и исключим тебя? Таким в комсомоле не место!
– Этого не может быть. Вы не имеете права!
– Иди в палату, и подумай, как ты себя ведёшь. Ты грубая и невоспитанная девчонка, тебе не место в коллективе, ты мне портишь отряд.
Шла по дорожке и ничего не видела вокруг. Такое горе! Если я это переживу, всё остальное в жизни будет легче.
Как же я без комсомола? Да мне скажут, только скажут, я ведь жизнь отдам! Неужели всё, что она говорит, правда, неужели я – такая?!
Но старший вожатый, Сергей Николаевич, спасибо ему, оказался умнее и добрее. Он посадил меня на два часа в день выдавать книги в библиотеке.
– Остальное время твоё.
Какое счастье!
Хочешь, читай, хочешь – броди по лесу. Можно зайти далеко-далеко, можно петь, никто не услышит. Человеку надо хотя бы какое-то время оставаться наедине с самим собой. Думай, смотри вокруг, взрослей!
Я вдруг увидела, что вода в реке, словно парное молоко, и небо высокое-высокое, и деревья растут неспешно… А какие спокойные голоса у птиц… И как согласно всё в природе…
Как-то шла по лесу, строгому в своей тёмной зелени от взрослых сосен до подлеска, и вдруг – три молоденькие берёзки. Их тонкая кожица, ещё не ставшая корой, так и светится на фоне тёмной зелени сосен. И солнечные лучи снопами, просто сердце щемит!
Я остановилась, как вкопанная. Стояла и смотрела, как они трепетали каждым листиком. Какое счастье – жизнь…
И тогда же первые преданные мальчишечьи глаза.
Его звали Алик. Он появлялся у моего окошка и заполнял его целиком своей круглой физиономией, шевелюрой, очками.
– Что тебе?
– Ничего.
Он брался за столб террасы, качался, и ждал терпеливо, пока я выдавала книги. Потом опять закрывал собой окно, как амбразуру.
– Света, выйди! Посмотри, что я умею.
Он ходил на руках, делал колесо, пережидал очередного читателя и снова устраивал цирк.