Милостью Божьей - стр. 38
На той Люсиной фотографии пятого класса, на обороте, аккуратным почерком переписаны наши имена и фамилии. У одной девочки почему-то рядом написано – акушерка. А у меня – поэт! Была, была известность уже в пятом классе!
И катится зима, катится…
Я очень занята – Вовку в садик, музыка, уроки. Конечно, рядом с тетрадью можно положить интересную книгу.
Библиотекарь во Дворце пионеров маленького роста, на неё не надо смотреть снизу вверх.
– Расскажи, пожалуйста, что в твоей голове осталось от этой книги. Ты её проглотила за два дня.
Я пересказываю книгу, в паузах спрашиваю:
– Представляете? – Голос мой дрожит и замирает, будто я сама переживаю эти необыкновенные приключения.
– Понятно. Тебе надо идти в драмкружок. Ты занимаешься самодеятельностью в школе?
Театр ещё только стучался мне в душу. Чёрная тарелка репродуктора никогда не выключалась, моё поколение выросло на прекрасных передачах, как нынешнее растёт на боевиках. Вся внутренняя культура из этой тарелки, не считая книг, конечно. Особенно театр у микрофона – я могла простоять целый спектакль с веником в руке!
Но я ещё не знала своей Судьбы и ходила по коридорам с высокими дверьми, как тогда, в Грозном, во Дворце культуры.
– Я всегда читаю стихи на школьных праздниках. А в драмкружок не могу, я хожу на музыку.
18. Гость
В тот выходной на кухне было особенно шумно. Мама с тётей Шурой обсуждали, что готовить на обед.
– Фаршированная рыба украсит любой стол, – громко говорит тётя Шура. Ещё стол украшала непривычная для нашего дома бутылка. Может, её принёс гость?
Помню, как радушно угощала его тётя Шура. И плотную его фигуру, когда он вставал из-за стола. Меня потрясло само его появление в нашем доме, в папином доме, в жизни нашей семьи.
Он приходил каждый день после работы и сидел допоздна с мамой за столом, иногда они уходили куда-нибудь или тихо разговаривали у неё в спальне. Я стала приходить позже и позже, но меня никто не искал, моего отсутствия не замечали.
Вовка легко подружился с ним, и от этого мне было ещё больней. Мне казалось, он просто купился на какую-то игрушку, на то, что его подбрасывали под потолок.
Я не покупалась. Упрямо опускала глаза и отвечала – да или нет, и сердце моё разрывалось! Как я посмотрю папе в глаза, когда он вернётся? Если вернётся…
И вдруг однажды мама как-то вскользь произнесла:
– Мы уезжаем в Москву.
– Кто уезжает?
Человек этот, наверно, был в командировке, и она кончилась.
– Мама, можно ты поедешь с Вовиком, а мы с тётей Шурой останемся?
– Нет, квартиру придётся сдать.
Как сдать, а если папа вернётся? Он же нас просто не найдёт! Я не могла это выговорить. Мама так и не сказала про извещение, и я не сказала ей, что видела его. Это была моя огромная страшная тайна.