Милость к падшим - стр. 4
– Да, я знаю тебя, Наклетос. Но не потому, что был в твоем доме.
– А почему?
– Видел и слышал тебя на суде.
– Вот! – обрадовался дискобол. – Климена, сестра, сказала, что ты, Виталий, негодный монах! И что зря тебя пригласили в дом! Нечего восхищаться твоим красноречием, потому что все это сплошное лицемерие! А на самом деле ты сластолюбец, распутник! И теперь я убедился, что это правда!
Открытое, незамутненное раздумьями лицо Наклетоса покрылось красными пятнами от праведного гнева, а светлые голубые глаза, казалось, метали искры, когда он говорил, пристально глядя на монаха. Он опять взял Виталия за грудки и сильно встряхнул его.
– Ты понимаешь ли, что наделал?! Понимаешь? Ты подрываешь не только мою веру во Христа Спасителя! О Котором так прекрасно говорил! И язычники торжествуют! И опять призывают резать нас, христиан! Мерзкая, ничтожная тварь, вот ты кто! Это ты совратил мою Алоли!
Он снова ударил Виталия по уху. Да так сильно, что монах потерял сознание.
Наклетос понял это, как только отпустил милоть Виталия.
Тело монаха как будто лишили костей, оно обмякло и, словно тряпичное, повалилось на землю.
Наклетос сверху смотрел на жертву.
«Убил?»
Минуту-другую он стоял над Виталием, потом наклонился к нему.
Монах приоткрыл правый глаз, не заплывший от удара.
– К тебе… Наклетос… вернется… твой удар…
– Что? Что ты бормочешь?
– Удар… вернется к тебе… – Монах собрал силы и закончил фразу: – …Ты закричишь… громко…
– Я? Закричу?
– …Вся Александрия услышит…
– Безумец! Что выдумал! Это ты закричишь, если сможешь!
Приподняв, он ударил Виталия о стену дома, да так сильно, что монах рухнул, замер на земле, распластавшись.
Наклетос отряхнул пыль и кусочки сухой штукатурки, попавшие на его белоснежную тунику. Отряхнул пыль и с кожаных сандалий. Только после этого пошел прочь из переулка, где остался лежать поверженный монах.
Когда Наклетос миновал египетскую часть города, которая называлась Ракотис, на улицах уже появились прохожие. Но он не замечал их, находясь в том состоянии, когда продолжаешь переживать случившееся. Неподалеку находился Гептастадион, и Наклетос подумал, а не зайти ли туда, чтобы поупражняться, тем успокоив себя. Но странно – ноги как будто сами несли его в противоположную часть города. Наконец он вышел на улицу Канопик, а потом и Сома, которые отличались от остальных величавыми колоннами и вели к мавзолею Александра Македонского. Он не понимал, почему шел сюда.
И вот оказался на Дворцовой площади, окруженной торговыми рядами, в Брухейоне.
Странный ветер трепал его кудри на голове крепкой лепки. Пальмы, росшие вдоль площади, слева и справа, стояли неподвижно. Их роскошные кроны, похожие на головные уборы восточных красавиц, тоже были неподвижны.