Миллион в воздухе - стр. 17
– Мне нужно, чтобы кто-нибудь защищал мои интересы.
У маршала была жена и еще дети, а стало быть, имелись веские основания, чтобы заставить суд признать завещание недействительным.
– Ради вас я готов на все! – пылко объявил Бланшар и поцеловал Клариссе руку.
Таким образом англичанка, которая давно думала по-французски и даже сны видела только на этом языке, назначила Бланшара главнокомандующим армии, состоявшей из них двоих. И адвокат взялся за дело.
Он стряхнул пыль с кое-каких старых связей, завел новые, не моргнув глазом выслушал несколько сомнительных комплиментов по поводу того, что все его дела остались в прошлом, до 1870 года. Также выслушал множество советов, преподнес кучу мелких подарков горничным и лакеям заинтересованных лиц, освежил в памяти некоторые законы и даже добился приема к одному министру, который мог помочь.
Потом Бланшар честно признавал, что все его труды могли бы пойти прахом, если бы Поммерен не оказался столь же предусмотрительным, сколь и немногословным. Дело в том, что французское правительство, которое получало миллион при условии учреждения морского музея имени маршала, вовсе не было заинтересовано в пересмотре завещания, и благодаря этому Бланшар сумел выиграть дело.
Примерно в то же время Кларисса внезапно обнаружила, что сыновья, которые раньше не удосуживались даже послать ей открытку к Рождеству, вдруг вспомнили о ее существовании и наперебой стали заваливать ее многостраничными письмами с заверениями в любви и уважении. Стоило ей выиграть дело, как писем стало еще больше. Теперь ей писали не только сыновья, но и их жены, которых Кларисса в глаза не видела, а также дети, о существовании которых не подозревала.
Больше всего посланий было от старшего Джозефа, которого Кларисса запомнила вечно хнычущим, ябедничающим мальчиком. В посланиях он рассыпался мелким бесом, перечислял достоинства своих детей, общим числом пять штук, и ненавязчиво предостерегал мать против братьев. По его словам, Генри пил, как рыба, Уильям вел непозволительный образ жизни и держал по любовнице в каждой индийской деревне, а тихий Роберт колотил жену и детей. Впрочем, если судить по письмам Генри, пил не он, а все тот же Роберт, Уильям будто бы присвоил казенные деньги, а Джозеф ночи напролет веселился на Барбадосе так, что местные жители вызывали полицию. В письмах Уильяма, само собой, имела место совершенно иная версия. Что же до Роберта, то его послания были самыми краткими, и о братьях он почти ничего не сообщал.
Долгое время ни братья, ни их домочадцы не получали никакого ответа. Наконец от имени секретаря Клариссы (в роли которого выступил все тот же незаменимый Бланшар) пришло короткое письмо, уведомляющее братьев Уинтерберри, что их мать за почти 40 лет жизни в Париже разучилась говорить по-английски и покорнейше просит, если что, писать ей по-французски, а так остается совершенно к их услугам и с почтением заверяет их в своем уважении.