Милая Роуз Голд - стр. 18
– Может, ужасные отцы – это проклятие всех Уоттсов. – Губы Роуз Голд кривятся в усмешке. – И потом, ты всегда говорила, что без Гранта мне только лучше.
Так и есть. Я сказала ей, что ее папа умер от передозировки еще до ее рождения. Весьма своевременный и удобный для меня несчастный случай. Да, она никогда не видела отца, зато могла представлять его хорошим человеком. А он им не был.
– Ну, теперь ты не одна. Я с тобой. – Я широко улыбаюсь. Все пятьдесят восемь лет с улыбкой на лице. Пора вручить мне медаль.
Роуз Голд продолжает смотреть в зеркало заднего вида. Придерживая руль коленями, она вытирает ладони об штаны. На ткани остаются потные следы. Неужели из-за меня нервничает?
Она включает поворотник, и я вдруг понимаю, что мы едем очень знакомой дорогой. Свернуть с шоссе направо, потом долго по прямой, снова направо, два раза налево. Мои внутренности стискивает ледяная рука тревоги. Мне снова десять лет, я сижу на заднем сиденье после тренировки в бассейне и со страхом жду возвращения домой.
– Мам? – зовет Роуз Голд. – Ты меня слышишь? Что хочешь на ужин?
Я прогоняю воспоминание.
– Давай я сама что-нибудь приготовлю, милая?
Дочь едва заметно вздрагивает.
– В благодарность за то, что ты согласилась меня приютить.
Роуз Голд снова поворачивает направо. Мы уже на соседней улице. Может, моя дочь свернула не туда? Фургон замедляется – мы приближаемся к знаку «Стоп» на пересечении Эвергрин-стрит и Эппл-стрит. Я стискиваю подлокотник. На лбу выступают капельки пота. Я уже несколько десятков лет не сворачивала налево по Эппл-стрит. В той стороне всего два дома, и один из них заброшен.
Фургон медлит у знака остановки, словно ему тоже не хочется ехать дальше. Мне кажется или Роуз Голд специально заставляет меня ждать? Машина замирает, в салоне никто не двигается, даже Адам. Роуз Голд включает поворотник и крутит руль влево. Но это невозможно. В том доме сейчас живут мистер и миссис Пибоди.
Фургон ползет по Эппл-стрит. Вдоль улицы растут деревья, но в это время года на них ни листочка. Посреди дороги яма; во времена моего детства ее там не было. Как и отбойника в тупике, которым заканчивается улица, – интересно, когда его успели поставить? Я пытаюсь осмыслить происходящее. Может, кто-то отремонтировал старый дом Томпсонов. Но отсюда его уже видно, и он все такой же полуразрушенный, каким я его помню с детства.
Мы проползаем мимо границы участка и останавливаемся у номера двести один по Эппл-стрит: двадцать соток земли и маленький одноэтажный жилой дом. Это коричневое кирпичное здание по-прежнему ничем не примечательно: оно унылое, но видно, что все эти десятилетия за домом ухаживали. Сзади участок огорожен высоким деревянным забором. «Чтобы подонки всякие не совались», – так сказал мне много лет назад отец, вбивая опоры в землю.