Милая девочка - стр. 13

– День обещает быть прекрасным, – произношу я, но не дожидаюсь реакции.

Погода действительно отличная, ярко светит солнце. Но в январе оно появляется ненадолго, воздух вряд ли сильно прогреется.

– Хочу кое-что тебе показать.

Беру Мию за руку и веду в столовую, где повесила копию ее работы. Я сделала это еще в ноябре, когда была уверена, что она мертва. Живописная тосканская деревушка написана масляной пастелью с фотографии, снятой во время поездки несколько лет назад. Краем глаза наблюдаю за Мией и думаю про себя: «Если бы все можно было вот так сохранить».

– Твоя работа.

Она знает. Это она помнит. Помнит, как сидела в столовой с мелками и фотографией. Она тогда умоляла отца купить мольберт, и он согласился, хотя был уверен, что возникшая страсть Мии к искусству лишь минутная блажь. Мы долго охали и ахали, разглядывая законченную картину, чтобы потом поместить ее в кладовку рядом со старыми костюмами для Хеллоуина и роликовыми коньками и найти лишь тогда, когда детектив попросил предоставить ему фотографии Мии.

Заглядываю ей в глаза:

– Помнишь нашу поездку в Тоскану?

Дочь подходит ближе и касается изящными пальцами картины. Она выше меня, но в этой столовой кажется неоперившимся птенцом, с трудом удерживающимся на тоненьких ножках.

– Шел дождь, – произносит Мия, не отводя глаз от пейзажа.

Я киваю:

– Да. Действительно, шел дождь.

Как прекрасно, что она помнит. Правда, дождливым выдался лишь один день, остальные были солнечными. Мне хочется объяснить ей, что я повесила картину, потому что очень волновалась за нее. Я была в ужасе. На протяжении нескольких месяцев проводила без сна ночь за ночью, задаваясь одним вопросом: что, если?.. Что, если ей плохо? Что, если она умерла и мы никогда ее не найдем? Что, если с ней все хорошо, но мы об этом не узнаем? Что, если она умерла, мы об этом узнаем и детектив попросит опознать тело? Я хочу рассказать Мии, что приготовила для нее чулок на Рождество. Просто на всякий случай. Купила подарки, упаковала и положила под елку. Я хочу, чтобы она знала, что я ушла с крыльца далеко за полночь, что тысячу раз звонила ей на мобильный. Просто на всякий случай. В надежде, что наконец услышу не запись автоответчика. Раз за разом я слушала монотонный ответ, те же слова, те же интонации: «Привет, это Мия. Пожалуйста, оставьте сообщение», радуясь возможности хоть несколько секунд послушать ее голос. Я спрашивала себя, что, если мне больше никогда не услышать ничего другого от собственной дочери? Что, если?..

Глаза Мии пусты, выражение лица отрешенное. У нее самое прекрасное лицо, кожа цвета персиков с кремом, сейчас персикового нет, остался лишь крем, отчего она кажется мертвенно-бледной, словно привидение. Она не смотрит на меня, когда мы разговариваем, только сквозь меня или куда-то в сторону, но никогда не в глаза. Чаще всего голова ее опущена, она устремляет взгляд на ноги, на руки, куда угодно, лишь бы не встретиться с моими глазами. Здесь, в столовой, с ее лица сходят последние краски. Это происходит в одно мгновение, когда через приоткрытые занавески в комнату врывается яркий свет, заливает ее тело и оседает на плечах. Рука Мии падает вниз, оторвавшись от пейзажа далекой Тосканы. Голова опускается, дыхание становится хриплым.