Микстура от косоглазия - стр. 14
– Только жаловаться никому не ходите, – тарахтел Алик, – на меня мигом всякие инстанции наедут.
Продолжая болтать, он открыл кассу, вынул пятьсот рублей и протянул мне.
– Возьмите, снимайте куртку.
– Нет, она меня вполне устраивает, скажи адрес Гали.
– Перово…
– Где?!
– Перово, мы там живем.
– А магазин ты открыл совсем в другом конце города!
– Так искал помещение подешевле, – вновь пустился в объяснения Алик, – а вы чего, с Галкой потолковать хотите?
– Да, говори название улицы.
– Она здесь рядом работает, – выпалил Алик, – знаете за углом магазин «Свет»?
– Конечно.
– Галка там служит продавцом.
– Как ее фамилия?
– Шубина.
Я вышла на улицу, перешла через дорогу и вошла в магазин «Свет». Покупателей тут было мало. Щупленькая старушка выбирала электролампочки, а по просторному залу, задрав головы вверх, бродила, взявшись за руки, парочка. Очевидно, молодожены, обставлявшие квартиру. Продавщицы с самыми скучными лицами маячили за прилавками.
– Где можно найти Галю? – спросила я у одной из девиц, с волосами, выкрашенными в невероятный, нежно-зеленый цвет.
Хлопнув густо намазанными ресницами, девушка лениво поинтересовалась:
– Какую?
– Шубину.
– Зачем она вам?
– По личному вопросу.
Зеленоволосое создание медленно подняло руку и ткнуло пальцем с безобразным ногтем в кнопку.
– Да, – захрюкал стоящий перед ней динамик.
– Слышь, Таньк, – зевнув, спросила продавщица, – где Галька?
– В стиралках, – прохрипело из прибора.
– Пусть подымется, пришли к ней.
– Хр-хр, – донеслось из динамика.
– Ща появится, – обнадежила меня девица и зевнула.
Я принялась ходить по залу, разглядывая витрины. Наконец из двери, ведущей в служебное помещение, появилась фигура и басом крикнула:
– Кто меня искал?
Я слегка испугалась. Галочка выглядела просто устрашающе. Росту в ней было метра два, не меньше, а объему мог позавидовать профессиональный борец сумо. Огромные колонноподобные ноги росли из необъятной филейной части размером с корыто. У моей мачехи Раисы, в деревне Попугаиха, висел на стене сарая такой серебристо-серый ушат, к нему еще прилагалась ребристая доска. Меня привозили в Попугаиху на все лето, Раиса сдавала меня своей матери и уезжала. По четвергам бабка снимала корыто и засовывала туда мои перемазанные землей одежки.
– Эх, грехи наши тяжкие, – бормотала старуха, орудуя куском хозяйственного мыла, – ну-ка, Вилка, вздуй примус, не на газе же белье кипятить, баллон-то дорогой. Эй, куды побегла! Глянь-ка, как с грязным управляться надо!
Но я, не слушая бабку, удирала огородами к подружкам. Старуху я недолюбливала и старательно уворачивалась, когда та пыталась поцеловать меня на ночь. Потом, спустя много лет, я поняла, что старуха была на самом деле замечательной женщиной, по-крестьянски рассудительной и безмерно доброй. Я-то не являлась ее родной внучкой, Раиса, ее дочь, приходилась мне мачехой, но бабка безропотно забирала меня к себе на все лето и даже, если была в хорошем настроении, целовала падчерицу дочери перед сном. Правда, она любила выпить и частенько прикладывалась к бутылке, оправдывая свое поведение весьма незатейливо.