Мик Джаггер - стр. 10
Таков вечный парадокс Мика: он достиг вершин, но собственные колоссальные достижения ничего для него не значат; он крайний экстраверт, но предпочитает скрытность; он абсолютный эготист, но не желает говорить о себе. Лучше всего выразился барабанщик «Стоунз» Чарли Уоттс, меньше прочих подверженный тотальному безумию: «Вчерашний день Мика не заботит. Его интересует только завтра».
Ну а мы пролистаем вчерашние дни – будем надеяться, это освежит его память.
Часть I
«В нем живет блюз»
Глава 1
Гуттаперчевый мальчик
Дабы стать, что называется, «звездой», уникального таланта в той или иной области шоу-бизнеса недостаточно; похоже, еще необходима внутренняя пустота, столь же бездонная и черная, сколь ослепителен звездный свет.
Из нормальных, счастливых, гармоничных людей, как правило, не выходит звезд. Гораздо чаще звездами становятся те, кто в ранние годы пережил некие лишения или тяжелую травму. Отсюда их бешеное стремление к богатству и славе любой ценой, отсюда их ненасытная жажда всеобщей любви и внимания. Мы возводим их в ранг практически божеств, но, как ни парадоксально, видим в них греховнейших из людей, мучимых демонами прошлого и страхами настоящего, зачастую обреченных погубить свой талант, а затем и себя алкоголем, или наркотиками, или тем и другим. С середины XX века, когда возник феномен звезд мирового масштаба, самые яркие отвечали всем или некоторым из этих критериев – от Чарли Чаплина, Джуди Гарленд, Мэрилин Монро и Эдит Пиаф до Элвиса Пресли, Джона Леннона, Майкла Джексона и Эми Уайнхаус. И как тогда объяснить Мика Джаггера, чья жизнь ничем подобным не омрачена?
Джаггер отринул традицию с первым своим вздохом. Ждешь, что звезда родится в условиях, не внушающих оптимизма, – это оттенит последующий взлет: убогая хижина в Миссисипи… морской порт свободных нравов… гримерная ветхого мюзик-холла… парижские трущобы. Как-то не предполагаешь, что звезда родится в комфортабельной, хоть и тоскливой обстановке английского графства Кент.
Юг Англии всегда был самым богатым, самым привилегированным регионом страны, но вокруг Лондона сгрудилась горстка районов, весьма снобски называемых «ближние графства». Кент из них самый восточный, на севере упирается в устье Темзы, на юге – в священные Белые скалы Дувра и Ла-Манш. Как и его знаменитый уроженец, Кент многолик. Одни объявят его «английским садом»: зеленые холмы Уилда, яблоневые и вишневые сады, поля хмеля, конические хмелевые сушилки красного кирпича. Другие припомнят великолепие Кентерберийского собора, где встретил свою смерть «мятежный поп» Томас Бекет, или величественные особняки – Ноул-хаус, Сиссингхёрст, – или поблекшие викторианские курорты Маргейт и Бродстерс. Третьи подумают о крикете, о диккенсовских «Записках Пиквикского клуба», об уважаемом городе Роял-Танбридж-Уэллс, чьи обитатели до того пристрастились писать в газеты, что псевдоним «Негодующий из Танбридж-Уэллса» стал обозначать любого престарелого британского холерика, что обрушивается на современные времена и нравы. («Негодующий из Танбридж-Уэллса» сыграет не последнюю роль в нашем повествовании.)