Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество

Это видно из переписки Сперанского с дочерью [см. Р. Арх., 1868 г.]. См. книгу барона Корфа: «Жизнь графа Сперанского», Спб., 1861 г., стр. 54, 55, 127, 131, 167, 273 и 368. С сыном Алексея Емельяновича, Аркадием Алексеевичем Столыпиным (1777–1825), бывшим обер-прокурором сената, Сперанский оставался в деятельной переписке [см. Р. Арх. 1869 года, стр. 1682–1708 и 1966 и дал.]. Кроме этого Аркадия Алексеевича (по счету второго брата), женатого на дочери знаменитого графа Николая Семеновича Мордвинова, у Арсеньевой были братья: 1) старший Александр Алексеевич – адъютант Суворова; 2) Дмитрий Алексеевич – генерал-лейтенант; 3) Афанасий Алексеевич (1788–1866), служивший с отличием храброго офицера в артиллерии; был саратовским предводителем дворянства, женат на Устиновой, памятен в Москве своим хлебосольством и, по уверению Лонгинова, был особенно любим и почитаем Лермонтовым [Р. Стар., 1873 г., т. VII, стр. 381]; 4) Николай Алексеевич, известный своей храбростью, командир Ямбургского полка [«Истор. Ямб. полка», стр. 679–696]; он был в Севастополе губернатором и погиб в 1830 году во время чумного восстания, так называемого «бабьего бунта» [Русь, 1880 г., № 3; тоже Р. Арх. 1868 г., стр. 1108 и Р. Стар. 1873 г., т. VII, стр., 566]. Сестер у Арсеньевой было три: старшая была за Евреиновым, Екатерина – за Хостатовым и Наталья – за Григорием Даниловичем Столыпиным (однофамильцем). Лонгинов ошибается, говоря [Р. Стар., 1873, т. VII, стр. 381 и 566], что одна из сестер была за Шан-Гиреем, – за ним замужем была племянница Арсеньевой, дочь Хостатовой – Марья Акимовна. – А. М. Тургенев в записках своих [Русск. Старина, 1885 г. ноябрь, стр. 276 и декабрь, стр. 473] относится и Столыпину и особенно к дочерям его неблагосклонно.

Рассказы о бабушке Арсеньевой я записал со слов г-жи Гельмерсен, урожден. баронессы Россильон (†1885 г. в Дерпте), муж которой Ал. Петрович Гельмерсен был командиром роты школы юнкеров. Он за болезнью или за отсутствием Шлиппенбаха (начальника всей школы) исполнял его должность. Многие юнкера, в том числе и Лермонтов, были вхожи в семью Гельмерсена. Через внука познакомилась с нею и бабушка Арсеньева.

Однажды в обществе, в квартире Гельмерсена, заговорили о редких случаях счастливого супружества. «Я могу говорить о счастье, – заметила бабушка Лермонтова. – Я была немолода, некрасива, когда вышла замуж, а муж меня баловал… Я до конца была счастлива». Одна из присутствовавших, молодая женщина, тоже стала уверять, что и она весьма счастлива. «Ты богата, молода и хороша, – ввернула бабушка, всем говорившая «ты», – вышла замуж за старика, – как же ему тебя не баловать?» См. тоже, что рассказал о бабушке Лонгинов в Современ., 1856 г., № 6, стр. 162.

Гамлет в переделке Сумарокова существовал с 1748 г., следовательно, не мог называться новой пьесой. Перевод или скорее переделка Степана Ивановича Висковатова была напечатана в первый раз в 1811 году, но в театре разыгрывалась раньше.

Похоронен М. В. Арсеньев в фамильной часовне в Тарханах. Над ним женой поставлен мраморный монумент с надписью на передней стороне: скончался 1810 года, 2-го января. Справа написано: Михаил Васильевич Арсеньев. С левой стороны: родился 1768 года, 8-го ноября. – Сопоставляя числа, выходит, что Арсеньев действительно был на 8 лет моложе жены, скончавшейся в 1845 году 85-летней старухой.

Рассказ о смерти Арсеньева слышан мною от близких к семье Ман-ых людей, но еще раньше, в 1881 году, в Тарханах мне сообщали старожилы разные вариации смерти Арсеньева. Говорили, между прочим, что в Тарханах съехавшиеся на святках гости задумали рядиться. Ряженые собрались в зале, но вдруг, среди общего веселья, заметили, что одного из кавалеров недостает. Пошли отыскивать его в мужскую уборную и наткнулись на Михаила Васильевича, лежавшего мертвым на полу, в костюме и маске. Говорили, что он умер от удара. См. статью мою в Русской Мысли, октябрь 1881 г., но только тут я не поместил рассказа Александры Суминой, бывшей дворовой девушки Арсеньевой, старушки еще довольно бодрой, доживавшей свой век в Тарханах. Когда я ее видел, ей было уже за 80 лет (старожилы утверждали, что ей кончается 9-й десяток). Она утверждала, что была девчонкой на побегушках, когда умер Арсеньев, и помнила только, что «барин с барыней побранились. Гости в доме, а барин все на крыльцо выбегали. Барыня серчала. А тут барин пошли с заступом к гостям и очень жалостно говорили, а потом ушли к шкафчику, да там выпили, а там нашли их в уборной помершими. Барыня оченно убивалась» и т. д. Уж более поздние сообщения пояснили мне сбивчивые рассказы старухи. Очевидно, Арсеньев с заступом перед гостями был в роли могильщика. От других старожилов слышал я рассказ в подобном же роде [см. Живописн. Обозрение, 1884 г., № 39].

Наталья, Александра, Авдотья, замужем за Пожогиным-Отрошкевич, Екатерина (потом вышедшая за Свиньина) и Елена, вышедшая за Петра Вас. Виолева. Г. Никольский в статье «Предки М. Ю. Лермонтова», Русск. Стар., 1873 г., т. VII, на стр. 553 ошибочно называет лишь двух сестер Юрия Петровича: Екатерину и Елену, основываясь частью на показаниях М. Н. Лонгинова.

Сведений о Юрии Петровиче очень немного. Родился он в 1787 г. и воспитывался в 1-м кадетском корпусе, откуда в 1804 году октября 29-го, 17 лет от роду, был выпушен в Кексгольмский пехотный полк прапорщиком. Однако менее чем через 11 месяцев его переводят на службу в только что покинутый им кадетский корпус, что, конечно, может указывать на то, что молодой человек был у своего начальства на особенно хорошем счету. В 1810 году получает он чин поручика, а 7 ноября 1811 года увольняется в отставку, по болезни, с чином капитана и с мундиром. Во весь срок семилетней службы Лермонтов пользовался вниманием начальства. Три раза было ему объявлено «Высочайшее удовольствие и благодарность» [указ об отставке см. в Русск. Стар., 1873 г., т. VII, стр. 563].

Рассказ Ивана Николаевича Лермонтова в Р. Стар., 1873 г., т. VII, стр. 393.

Статья Розанова – Русск. Стар., 1873 г., т. VIII, стр. 113, и зам. Лонгинова – Русск. Стар., т. VII, стр. 380. «Дом Толя, – говорит Розанов, – перешел, вероятно, к Бурову, потом к иностранцу Пенанд, а через 6 лет к Голикову».

Для совершения обряда крещения были приглашены из церкви Трех Святителей протоиерей Николай Петрович Другов, дьякон Петр Федорович, дьячок Яков Федорович и пономарь Алексей Никифорович. Восприемником был коллежский асессор Фома Васильевич Хотяинцев, а восприемницей – бабка новорожденного Арсеньева. Метрическое свидетельство напечатано в Русской Мысли 1881 г., ноябрь.

По указаниям Хвостовой [записки Е. А. Хвостовой, стр. 186], Лермонтов родился в 1815 году. Это утверждает и Лонгинов, весьма, впрочем, ненадежный в своих показаниях, что не раз будем иметь случай доказать [Русск. Вестн., 1860 г., № 8, стр. 383, и Русск. Стар., 1873 г., т. VII, стр. 380]. В Петербургских Губернских Ведомостях 1867 года, № 50, помещена статья Прозина: «Выдержки из моего дорожного журнала». В статье этой описывается село Тарханы и могила Лермонтова, на которой г. Прозин прочел: «Лермонтов родился 30 октября 1814 г.». Описания памятника чрезвычайно различны. Так, в Илл. Газете [1867 г., № 12] говорилось, что на памятнике кроме надписи «М. Ю. Лермонтов» больше ничего нет [переп. с «Зап. Хвостовой», стр. 254]. В Русск. Художеств. Листке [1 марта 1862 г., № 7] помечено, что Лермонтов родился 3 октября 1814 г. По точным описаниям г. Журавлева, проверенным мною на месте, памятник имеет следующие надписи. На передней стороне: «Михаил Юрьевич Лермонтов»; на правой: «скончался 1841 г. 15 июля»; на левой: «родился в 1814 г. 3 октября». Сам поэт праздновал день своего рождения 3 октября [см. письмо к нему Верещагиной в Русск. Обозр., август 1890 г., стр. 734]. Г. Розанов поместил в Русск. Стар., 1873 г., стр. 113, точную справку из архива московской консистории, в коей говорится, что Лермонтов родился 2 октября. Бабушка праздновала день рождения Лермонтова 3 октября, она же и поставила ему памятник и, конечно, не ошиблась бы. Примиряя оба сведения, я полагаю, что Лермонтов родился со 2-го на 3 октября. Крестивший Лермонтова Н. П. Другов в свое время пользовался известностью в духовном мире [подробная биография в Душеполезном Чтении 1866 года, кн. VI]. И ныне священническое место при церкви Трех Святителей находится в роде Другова.

В Тарханах и по сие время живут потомки Лукерьи, сохранившие прозвище «Кормилициных».

Обыкновенное предположение биографов (Дудышкин и за ним другие), будто мать Лермонтова увезла его в Тарханы, а отец оставался жить в тульском своем имении, опровергается сведениями, собранными в Тарханах. Сведениями этими я обязан Петру Николаевичу Журавлеву, которому приношу искреннюю благодарность. Ему я обязан данными о бабушке, отце и матери поэта и юности его. Рассказы старожилов, выписки из метрик, надписи могильных памятников и разные указания были им доставлены мне с готовностью и точностью, много облегчившие мои поиски.

Сообщения г. Журавлева. – О Юрии Петровиче рассказывал мне тоже и г. Зиновьев, бывший учитель М. Ю. Лермонтова, видавший не раз отца поэта в Москве в 1828, 29 и 30 годах.

По смерти бабушки управляющий Тарханами Горчаков – из крепостных – едва не продал дом. Затем в 1867 году дом было совсем решили продать на снос и все разошлось из-за 50 рублей. Его даже уже стали разбирать, и г. Прозин [Пензенские Вед., 1876 г., № 50] видел мезонин снятым с главного корпуса. Затем дом был приведен в прежний порядок, с незначительными изменениями во внешнем виде. В 1881 году я снял с него план внешнего вида и внутреннего расположения и передал его вместе с литографированным его изображением 1842 года в Лермонтовский музей. В каталоге музея, составленном г. Бильдерлингом, изображен дом с церковью, но ошибочно помечено, что в ней похоронен поэт. Похоронен он с полверсты от этого места в особом фамильном мавзолее.

Русск. Архив, 1870 г., т. VIII, стр. 1136.

Из рассказов С. А. Раевского. Материалы Хохрякова.

Здесь и далее автор цитирует произв. М. Лермонтова по изданию М. Лермонтов. Полное собрание сочинений, тт. 1–4. Под ред. П. Висковатого. М., 1891. (Прим. ред.)

Из рассказов А. П. Шан-Гирея. – Альбом этот мне случилось видеть в 1880 году уже сильно потертым. Приобрести мне его не удалось, но он описан г. Рыбкиным в Историческом Вестнике за 1881 г., т. VI, стр. 371. Дневника матери Лермонтова разыскать я не мог.

В детстве на нем постоянно показывалась сыпь, мокрые струпья, так что сорочка прилипала к телу, и мальчика много кормили серным цветом – так рассказывают в Тарханах. Е. А. Арсеньева, в разговорах с г-жой Гельмерсен, тоже говорила о болезненности Лермонтова в детстве и указывала на некоторую кривизну ног как на следствие ее. Эта болезненность побудила бабушку везти внука на серные кавказские воды. То же сообщает и Рыбкин [см. выше], стр. 372: «жидкий мальчик, здоровьем золотушный».

Вопреки установившемуся мнению, что Лермонтов только 10-летним ребенком был на Кавказе, А. П. Шан-Гирей и другие утверждают, что Лермонтов был там и еще в более нежном возрасте.

Ср. статью мою в Русской Мысли, октябрь, 1881 г.

Сравн. Русск. Мысль там же, и свидетельство М. А. Пожогина-Отрошкевича в Русск. Арх., 1881 г., т. III, стр. 437.

По одним сведениям три, по другим два года кряду. – Старожилы в Тарханах помнили, что Миша, побывав на Кавказе, все им был занят, из воска лепил горы и черкесов и «играл в Кавказ».

Она досталась А. П. Шан-Гирею и только года два до смерти его, в середине 80-х годов, была продана в чужие руки.

Подробности в Русск. Мысли [октябрь 1881 г.]. По большей части гувернер Миши именуется: Иван Кап, у Лонгинова даже Кан, но А. П. Шан-Гирей помнил в Тарханах француза (эльзасца) Капэ (Capet), и тем же именем называет его Пожогин в Русск. Арх. [См. выше].

Во второй главе труда своего, напечатанного в 1881 году в XI кн. «Русской Мысли», я, введенный в заблуждение, приписывал Жандро свойства и влияние, которое имел на Лермонтова Капэ. Разъяснил мне ошибку А. П. Шан-Гирей, но я не успел ее исправить, и статья была напечатана с этим недосмотром. О Жандро ниже.

Имение перешло в руки сына ее, известного храбреца Ан. Ан. Хостатова, а по смерти его около 1885 года к племяннику его, сыну Акима Павловича Шан-Гирея.

Из рассказов о Лермонтове Аркадия Дмитриевича Столыпина, записанных мною в Орле со слов его в октябре 1880 г. Сравни, что говорит Лонгинов. [Р. Старина, 1873 г., т. VII, стр. 391 и там же, 1885 г., ноябрь, стр. 277].

Толстой. «Война и мир». – Сожжение Смоленска.

«Странный человек», т. IV, стр. 203.

Heinrich Heine’s Sämmtliche Werke. – Reisebilder: Das Buch «Le Grand», cap. VII–X. Сравни тоже «Strodtmann. H. Heine’s Leben und Werke», т. I, стр. 19 и д.

Еще в первой юношеской тетради, писанной в пансионе, мы встречаем стихотворение «Наполеон», в коем боролись симпатии к Наполеону с чувством неприязненности к нему, коими дышали рассказы людей, помнивших годину бедствий. Сравни статью мою в «Русской Мысли», 1881 г., кн. XI и соч. Лерм., т. I, стр. 362. Затем о Наполеоне т. I, стр. 93, 94, 180, 236, 294, 318.

Сведения о времени пребывания Лермонтова в Московском благородном пансионе и учителях его почерпнул я главным образом из рассказов г. Зиновьева, записанных мною со слов его в сентябре 1880 г. в Москве.

Исторический очерк пансиона помещен мною в Русской Мысли, ноябрь 1881 г.

Когда я спросил у А. З. Зиновьева, знал ли Лермонтов классические языки, он отвечал мне: «Лермонтов знал порядочно латинский язык, не хуже других, а пансионеры знали классические языки очень порядочно. Происходило это от того, что у нас изучали не язык, а авторов. Языку можно научиться в полгода настолько, чтобы читать на нем, а хорошо познакомясь с авторами, узнаешь хорошо и язык. Если же все напирать на грамматику, то и будешь изучать ее, а язык-то все же не узнаешь, не зная и не любя авторов».

Материалы Хохрякова. См. ниже прим. на стр. 52.

Находится ныне у Н. С. Тихонравова, а точный список в Лермонтовском музее.

См. т. I, стр. 36. Что Лермонтов показывал свои сочинения наставникам, видно из некоторых пометок. Так, на полях тетради, на которой написаны «Черкесы», против VI строфы замечено: «Зиновьев нашел, что эти стихи хороши», и далее, немного ниже: «тоже»; на полях другого стихотворения [«Два брата», см. т. III, стр. 173] заметка нелермонтовским почерком: «contre la morale».

«Биограф. очерк Пыпина», изд. 1873 г., стр. XIX. Догадка Пыпина, что эта пьеса была не «К морю», а элегия Жуковского «Море» [изд. 1878 г., т. II, стр. 388], оправдалась. Мне подтвердил ее Зиновьев, продекламировав первый стих: «Безмолвное море, лазурное море». О счастливом настроении в день публичного экзамена говорила и Е. А. Хвостова [«Записки», стр. 97], утверждая, впрочем, что это было в 1830 г., по возвращении из Средникова, следовательно, в конце августа; но это сомнительно, потому что Лермонтов вышел из университетского пансиона уже в апреле 1830 года.

См. биограф. Мерзлякова в «Биогр. Словаре» москов. профессоров и в книге Сушкова «Материал к истории московского благородного пансиона», стр. 88, 89 и 94. М. А. Дмитриев рассказывал о происхождении известной песни «Среди долины ровныя». В приятельском кругу Мерзляков, пригорюнившись, заговорил о своем одиночестве. Внезапно схватив мел на открытом ломберном столе, он написал начало названной песни. Ему положили перо и бумагу. Он переписал написанное и окончил тут же всю пьесу. Большинство своих произведений писал он в «Ждагах», имении Веньяминовых-Зерновых.

Мерзляков скончался 26 июля 1830 г., на даче в Сокольниках, в скромном небольшом домике. День был тихий, прекрасный, когда из небольшой церкви понесли поэта среди ясных сельских видов на Ваганьковское кладбище. Между присутствовавшими находился ученик его, известный после профессор университета Кудрявцев. По поводу возгласа бабушки о Мерзлякове см. заметки Лонгинова. Р. Стар., 1873 г., т. VII, стр. 384.

Влияние на Лермонтова Мерзлякова признает и редактор «Библиографических записок» [1861 г., стр. 488, примечание], говоря о стихотворениях Лермонтова «Цевница» и «Пан» [соч., т. І, стр. 2 и 41]. Мерзляков, впрочем, был не без влияния и на других замечательных людей: так сохранил о нем благодарную память и Чаадаев [Русс. Вест., 1862 г., т. 42, стр. 143].

Тетрадь эта хранится в Императорской Публичной библиотеке, довольно толстая, in 4° в бархатном голубом переплете с золотым обрезом; на лицевой стороне она обшита золотым шнурком. Из этого шнурка образованы переплетенные французские буквы: M. J. L. На обратной же стороне тетради вышит 1826 г. Первые листы вырваны; затем мы встречаем ряд выписок из французских писателей. Тут стояло: «Hero et Leandre par La Harpe. Echo et Narcisse, Orphe et Euridice». Под стихами: «La mort ferme ses yeux, les nymphes, ses compagnes. De leurs cris douloureux complirent les montagnes» и т. д. Лермонтов приписал: «je n’ai point fini, parceque je n’ai pas pu». За этим следует новый заглавный лист: Разные сочинения, принадлежат М. Л. 1827 г. 6 ноября. Тут встречаем мы прежде всего переписанными: «Бахчисарайский фонтан» А. Пушкина и «Шильонский узник», пер. Жуковского. Далее все белые листы. Дудышкин [учен. тетради Лермонтова «Отечест. Записк.», 1859 г., № 11, стр. 245] только поверхностно ознакомился с этой тетрадью, – он, кажется, «Шильонского узника» и «Бахчисарайский фонтан», дословно списанные Лермонтовым, принял за переложение [это заметил уже г. Ефремов, «Соч. Лермонтова», т. II, стр. 513], а поэму «Черкесы» он относит без всякого основания к 1826 году.

Так, в VII тетради мы среди стихотворений встречаем целую страницу французского упражнения «Jorik à Elis» с подчеркнутыми грамматическими ошибками и через несколько листов тоже прозаические упражнения в переводах из Байрона, «Гяур», «Бенно» и пр. Находящиеся в Публичной библиотеке черновые ученические тетради Лермонтова хранят следы стихотворных набросков. О тетрадях поэта, относящихся ко времени пребывания его в школе гвардейских юнкеров, мы будем еще говорить. В Публичной библиотеке находится тоже черновая тетрадь эпохи нахождения Лермонтова в университетском пансионе. На заглавном листе читаем: «Общая тетрадь. Принадлежит М. Лермонтову. 1829 г.». На оборотной стороне первого листа: incredibiles, superflut. Затем:

О тетрадях поэта сравни статью мою в «Русской Мысли» за 1881 г., кн. XII, прим. 37 и 38. В ссылках и указаниях много опечаток, но они исправлены в экземпляре, наход. в Лермонтовском музее. – Тетради, хранившиеся у А. А. Краевского, подарены им в музей.

Шан-Гирей в статье, напечатанной в августовской книге «Русского Обозрения» за 1890 год, рассказывает, что первая поэма, написанная Лермонтовым, называлась «Индианка», позднее сожженная им. Но Шан-Гирей запамятовал: «Индианка» была написана, но, кажется, не закончена, после – по прочтении романа Шатобриана «Аттала», который он думал драматизировать [т. IV, стр. 1], а потом написал поэму.

Выпишем для примера описание битв черкесов с казаками. Из «Кавказского пленника» Пушкина:

Из «Черкесов» Лермонтова [т. III, стр. 165]:

(Буквально слова

из черкесской песни

Пушкина).

Из «Кавказского пленника» Лермонтова [часть III, стр. 142]:

Ср. письмо к Лопухиной от 2 сент. 1832 г., т. V, стр. 387. – О подробностях мне рассказывала Ел. Дм. Лопухина. В материалах Хохрякова находится обрывок письма А. А. Лопухина к Лермонтову от 25 февр. 1833 года, где говорится: «Очень, очень тебе благодарен за твою голову: она меня очень восхищает и между тем иногда грусть наводит, когда я в ипохондрии». – Сын Алексея Александровича подарил голову в Лермонтовский музей.

См. соч. т. IV стр. 10—116. Рукописи драм «Испанцы», «Странный человек» и «Два брата» находились у Бориса Николаевича Чичерина и получены им от Екатерины Петровны Осиповой, проживавшей в доме Арсеньевой во время детства поэта и скончавшейся в доме Чичериных в Тамбове. Г. Чичерин принес рукописи в дар Лермонтовскому музею.

См. Пыпин. Жизнь Белинского, т. I, стр. 52.

«Люди и страсти. Трагедия» (нем.).

В материалах г. Хохрякова мы находим следующую пометку при перечислении действующих лиц драмы как они напечатаны в сочин. т. III, стр. 118: М. И. Громова – бабушка Лермонтова; И. М. Волин – отец Лермонтова; Ю. Ник. Волин – сам Михаил Лермонтов; В. М. Волин – брат отца Лермонтова (?); Любовь и Элиза – двоюродные сестры Лермонтова; Заруцкий – Столыпин (Монго?); Дарья – нянька Лермонтова; Иван – слуга, муж Дарьи. Он привез потом тело Лермонтова из Пятигорска в Тарханы. – Тут же г. Хохряков замечает со слов С. Раевского, что Лермонтов стрелялся со Столыпиным из-за двоюродной сестры.

См. выше глава I, стр. 16 и сравни соч. т. ІV, стр. 143. В материалах своих г. Хохряков говорит: «Елизавета Алексеевна дала отцу Лермонтова деньги, лишь бы он не брал сына. Может быть, деньги были даны, чтобы кончить ссоры об имении?» В прим. 52 в статье моей в «Русской Мысли» дек. 1881 года я сообщал, что собранные г. Журавлевым сведения от тархановских жителей согласуются с тем, что говорит Лермонтов в драме своей «Menschen und Leidenschaften». Сведения эти получены мною раньше, чем вышло ефремовское издание «Юношеских драм Лермонтова», так что если и предположить, что старожилы тархановские следят за всем новым в нашей литературе, то на этот раз уж они никак не могли почерпнуть из новой книги переданные г. Журавлеву сведения.

Г. Пыпин [«Соч. Лерм.» изд. 1873 г., стр. XVII] указывает, на основании сообщений А. З. Зиновьева и того, что замечает г. Бартенев [Рус. Арх., 1872 г., стр. 1852], на автобиографическое значение драмы «Menschen und Leidenschaften». Тоже и г. Ефремов [«Соч. Лерм.», т. II, стр. 614, и «Юнош. др.», стр. 320]. Дудышкин, прим. ко II т., изд. 1860 г., стр. 650].

Ср. драму «Menschen und Leidenschaften», т. IV, стр. 125 и особенно стр. 134.

Ср., что говорит о значении этих стихотворений для уразумения отношений сына к отцу г. Никольский в «Русск. Стар.», 1873 г., т. VII, стр. 564. В черновых тетрадях обе пьесы написаны почти непосредственно друг за другом. Их отделяют отрывки из «Демона», тогда уже занимавшего поэта.

Из сообщений А. П. Шан-Гирея.

См. «Сочин. Сологуба», т. I, и «Воспоминания графа В. А. Сологуба». Москва, 1866 г., стр. 64 [оттиск из Рус. Арх., 1865 г.], где говорится между прочим: «Светское значение Лермонтова я изобразил под именем Леонина в моей повести «Большой свет». – О значении писаний графа Сологуба по поводу Лермонтова будет говорено в своем месте.

Относительно родословной Лермонтовых, равно как и известий о шотландских предках его, ссылаемся на обстоятельную статью г. Никольского в Русской Старине, 1873 г., т. VII, стр. 547, и т. VIII, стр. 810. Статья Рольстона в «The Athenaeum», 15 sept. 1873 передает содержание статьи г. Никольского. См. тоже заметку Данилевского в Русском Архиве, 1875 г., книга III, стр. 107.

Сведения, данные об этом Ив. Ник. Лермонтовым [Русская Старина, 1873 г., кн. VII, стр. 392], оказываются неверными. Сообщение сделано им, впрочем, по памяти, на основании двух записок, сгоревших в 1842 году. Ср. ст. Никольского [там же, на стр. 558, примеч. 1-е]. Герб русских Лермонтовых, по изысканиям г. Никольского, сходен с гербом шотландских Лермонтов. – Относительно герба смотр. общий гербовник дворянских родов Российской империи, т. IV, стр. 102. «В щите, имеющем золотое поле, находится черное стропило с тремя на нем золотыми четвероугольниками, а под стропилом черный цветок. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянской короной. Намет на щите золотой, подложенный красным; внизу щита девиз: «Sors mea – Jesus» (жребий мой – Иисус). Герб шотландских Лермонтов представляет также на золотом поле черное стропило с тремя золотыми ромбами, но без черного цветка под стропилом, зато на щите нашлемник с розой, которая в позднейшее время была заменена пурпуровым голубем с масличной ветвью. Девиз: «Dum spiro, spero» (пока дышу, надеюсь).

Таким образом неверно, что шотландец Лермонт был для формирования рейторских полков вызван при Алексее Михайловиче около 1659 года, как говорится о том в «Истории лейб-гвард. кирасирск. полка», сост. Барановским [глава I, стр. 2, примеч. 3]. Замечательно, что тогда положено было, чтобы первые три штаб-офицерских чина занимать лишь офицерами из иностранцев [там же и Русская Стар., 1873 г., кн. VII, стр. 550].

В «Записках старинным службам русских благородных родов, составленных Матвеем Спиридоновым» [Русск. Импер. Публ. Библ., в 15 ч., 55 отд., под № ММСССLVІ], показаны: Евтихий Петрович 159 стольником, а Петр Петрович 45 отставным стольником. Оба брата, Евтихий в Петр, представили родословную роспись свою в 1698 г. февраля 10-го дня. Из разрядного архива справка была позднее выдана потомкам Лермонта для представления от 1 апреля 1799 года в сенат. У Евтихия были 3 сына: Петр, Матвей, Яков, да дочь Ирина. – Никольский [там же, VII, 552] ошибочно замечает, что Петр Юрьевич упоминается под 1698 г. Под этим годом упоминается не Петр Юрьевич, а дядя его Петр Петрович, подавший 10 февраля 1698 г. подписанную им и братом Юрием родословную роспись. Петр Юрьевич служил в военной службе в чине прапорщика в 1725 г. Марта 20 он был от императора Петра I прислан с поручением к императрице Екатерине I, которая приказала ему выдать наградных 10 червонцев [из книги приходо-расходных денег императр. Екатерины I, Русск. Архив. 1874 г., т. XII, стр. 530]. Сын его Юрий Петрович воспитывался кадетом в шляхетском сухопутном корпусе, где отличался талантом к рисованию и откуда в 1745 г. вышел по болезни с чином подпоручика [Русск. Архив. 1872 г., т. X., стр. 1852 и 1875; т. ХIII, стр. 107]. О сыне его Петре Юрьевиче, приходящемся дедом поэту, мы ничего не знаем, кроме того, что жену его звали Анной Васильевной. – Сын их, Юрий Петрович, отец поэта, родился в 1787 году. Портреты деда и отца находятся в Лермонтовском музее.

Во всех дипломах, приказах и официальных бумагах Лермонтов писался через «а». В университете и в юнкерской школе до 1835 г. он еще и под сочинениями подписывается Лермантов. Под «Измаил-Беем» в рукописи 1832 г. стоят еще две подписи: русскими буквами – Лермантов и латинскими Lerma; под первым печатным произведением «Хаджи Абрек» Лермонтов подписался через «а» [см. т. II, стр. 145]. Также через «а» подписался он в письме к Марье Александровне Лопухиной в декабре 1835 г. [Русск. Арх. 1863 г., стр. 952], тогда как в 1837 году в письмах в ней же подписывается уже Lermontoff. [В Русск. Арх. (1863 г., стр. 956) неверно напечатано через «а»]. Ник. Лермонтов в Рус. Старине 1873 г., т. VII, стр. 392 поместил заметку о том, как писать фамилию Лермонтов, и также находит, что она должна официально писаться через «а». Мы этому не противоречим. Так писались и отец, и предки Михаила Юрьевича. Он же для себя в мире литературном восстановил старую шотландскую форму. Так и надо писать имя нашего поэта, и если иногда, и теперь еще, фамилия его пишется через «а», то это неверно. Сравни статью г. Никольского в Русск. Стар., стр. 558.

Капитан Юрий Петрович Лермонтов внесен в шестую дворянскую родословную книгу Тульской губ. марта 10-го дня 1829 г. по исходящей книге за № 940. См. об этом мое сообщение в Русской Стар. 1882 г. февраль, стр. 469–470. Сам диплом подарен мною Лерм. музею.

С семьей Столыпиных находился в близких отношениях и Рылеев. Сравн. соч. Рылеева – послание к Столыпиной в 1825 году.

Таким описывали мне Лермонтова учившиеся с ним товарищи. Описания их сходятся с тем, что говорит г-жа Хвостова [«Воспоминания», стр. 78]. Г. Пыпин [«Сочин. Лерм.» изд. 1873 года, стр. ХVIIІ] напрасно старается опровергнуть справедливость описания г-жи Хвостовой, называя его карикатурным. Карикатуры в этом портрете Лермонтова я не вижу. Г. Пыпин ссылается на сообщение г. Зиновьева, в словах коего я не вижу противоречия с описанием Хвостовой. Портрет Лермонтова с клоком белокурых волос видел я в Пензе у г. Хохрякова. Оригинал, кажется, в саратовском имении Столыпиных. Вот этот клок и побудил многих считать Лермонтова белокурым. Сравн. заметку Лонгинова в Русской Старин. 1873 г., т. VII, стр. 391.

В первый раз напечатано в Библиотеке для чтения 1844 г. под заглавием «В альбом» (из альбома г. Сушковой) и приписано к 1830 г.; во второй раз напечатано в том же журнале в 1845 году, т. 68, между 11 другими стихотворениями. Мне удалось отыскать точный список с тетради Лермонтова, о коей говорилось в Саратовском Листке 1875 г., № 246. Я получил тетрадь эту от почитателя Лермонтова г. Панафутина в Пензе. Там, под № 98, находится стихотворение: «Нет я не Байрон, – я другой, еще неведомый избранник», но оно оканчивается не стихом: «кто толпе мои расскажет думы? Или поэт – или никто!..», а «Я – или Бог, или никто!» – Был у меня в руках и вариант: «Иль гений мой, или никто». Может быть, первая и третья формы принадлежат даже и не Лермонтову, а сделаны издателями из боязни цензуры, в то время весьма своеобразно относившейся к употреблению слова «Бог» в печати.

В 7-й тетради г. Краевского встречаются прозаические переводы из Байрона: «Darkness». Лермонтов был в недоумении, как передать это слово: «мрак» или «тьма», что подало повод г. Дудышкину во второй статье: «Ученические тетради Лермонтова» [Отеч. Зап., 1859 г., кн. 11, стр. 256] видеть в прозаическом отрывке упражнение, «заданное учителем на тему: синонимы – мрак и тьма». Под влиянием этого стихотворения написана Лермонтовым пьеса «Ночь» [«Сочин.», т. I, стр. 83]. Это, конечно, далеко не перевод, сделанный в свое время И. С. Тургеневым [Петербург. Сборник Некрасова, 1846 г., стр. 501]. – Тут же Лермонтов перевел прозой «Napoleons Farwell» и стихами баллады Байрона:

и «Видение», [стр. 173, и т. IV, стр. 280] и пр.

[Соч. т. I, стр. 117]. В Тарханах старушки, бывшие дворовые девушки, рассказывали мне, что, в первую поездку на Кавказ, бабушку, гулявшую с внуком и Христиной Ремер, остановила цыганка. Она предсказала, что Ремер умрет скоро, а Лермонтов «примет смерть из-за спорной жонки». Ремер верила в это предсказание и действительно умерла на Кавказе.

Из рассказов Аркадия Дмитриевича Столыпина.

Из рассказов А. Д. Столыпина.

Т. I, стр. 31.

«Сочинения Лермонтова», т. I, стр. 115. Про эту заметку г. Дудышкин [«Учен. тетр.», стр. 248] говорит: «Есть в тетради VI заметка, которая касается биографии автора и в то же время объясняет позднейшее его превосходное стихотворение: «Выхожу один я на дорогу…» Удивительное сближение!!»

О том, что Лермонтов шутя советовал подбирать исписанные листы, рассказывал мне в Тарханах сын лермонтовского камердинера со слов отца своего. Другой человек Лермонтова рассказывал, как, посещая барина на гауптвахте в Петербурге, он видел исписанными все стены, «начальство за это серчало – и М. Ю. перевели на другую гауптвахту».

Из рассказов о Гоголе, сообщенных мне А. О. Смирновой в 1867 г. в Женеве.

Drôle de passion de laisser partout des traces de son passage! [Т. V, стр. 387].

Оба стихотворения, о коих г-жа Сушкова говорит на стр. 90, оказываются принадлежащими Пушкину [т. I, стр. 379].

Игра слов: «Вы – Жан (Jean – фр. аналог имени Иван), вы – Жак (Jacques – Яков(левич)), вы рыжий (фр. roux [py] – рыжий), вы глупый (фр. sot [co] – глупый), однако вы вовсе не Жан-Жак Руссо».

Никогда в жизни мы не видели таких черных глаз.

См. главу IV, стр. 74.

См. К. С. Аксаков: «Воспоминания студенчества» [«День» 1862 года, № № 39 и 40-й]. Герцен: «Былое и думы», глава VI. Сравни также – Пыпин: «Белинский, его жизнь и переписка». С. – Пб., 1876 года, главы I и II. Шевырев: «История Московского университета». В Вестн. Евр. 1887 г., апрель, помещены университетские воспоминания И. Гончарова. Он говорит о преподавании в Моск. унив. в ином духе, но может быть потому, что больше вспоминает последние годы своего пребывания. О Лермонтове он вспоминает на стр. 498, но лично знаком с ним не был. Надо полагать, что почтенный автор многое запамятовал. Так, он говорит, что Лермонтов оставался в университете недолго, тогда как он находился в нем с 1 сентября 1830 г. до 1 июня 1832 г.

Он начал с чтения теории изящных искусств и археологии, которые, по смерти профессора Гаврилова-отца, временно читал сын его [Ист. Моск. унив., стр. 554]. Надеждин был избран в 1831 году, но министром утвержден лишь 26 декабря. Фактически же он вступил к исправлению обязанностей лишь в 1832 году. См. автобиографию Надеждина в «Русском Вестнике» 1865 года, № 9, стр. 62.

Записки университетского товарища Лермонтова, П. Вистенгофа, описывающие студентов 30-х годов в Москве и Казани. А. Н. Пыпин указал мне на них как на содержащие некоторые интересные сообщения о Лермонтове. Вистенгоф обязательно разрешил мне воспользоваться ими еще до появления их в печати. В них рассказаны некоторые эпизоды из обращения со студентами гг. Панина и Голохвастова. Записки эти позднее появились в Истор. Вестнике в измененном виде.

Пыпин в жизнеописании Белинского [т. I, гл. II) говорит, что анекдот этот, по рассказам некоторых современников, относился не к Победоносцеву, а к Гаврилову, профессору славянского языка и теории изящных искусств.

Долой! (фр.)

См. Прозоров [«Библиотека для чтения» 1859 г., № 12] и Аксаков [«День», № 42].

Пыпин, Жизнь Белинского. Т. I, гл. II, стр. 66.

См. Записки Хвостовой, стр. 88 и 98. – Герцен, «Былое и думы», гл. VI. – Истор. Моск. Унив., стр. 555. – Записки Вистенгофа.

В одной из черновых тетрадей Лермонтова мы находим пометку, сделанную поэтом при стихотворении «Могила Бойца»: «1830 года 5-го октября, во время холеры – morbus» [соч. т. I, стр. 131]. Сравни в стихотв. «Чума в Саратове», стр. 132.

Негодовал на Суворова и Рылеев. В 1825 году он говорил: «Суворов был великий полководец, но слава его бледнеет, когда вспомним, что он был орудием деспотизма и побеждал для искоренения расцветшей свободы». [Соч. Рылеева. Лейпциг, 1861 г., стр. 7.] Таково было преувеличенное увлечение Рылеева, идеи коего были в то время не без влияния на юного Лермонтова, проводившего вакации в Средникове у Б. А. Столыпиной, муж которой был близок к Рылееву и Пестелю [см. нач. VI главы].

В 1832-м, проезжая через Новгород, молодой поэт с горечью вспоминает о судьбе этого города [т. I, стр. 236].

Что стихотворение это не может относиться к 1830 или 1831 году, заметил уже и Михайлов в «Соврем.», 1861 г. февраль, стр. 322.

Вот чем объясняется, что когда Лермонтов 1 июня 1832 г. подает прошение об увольнении, он пишет: «прошлого 1830 г. в августе был я принят в сей университет». – Вышло приказание считать два года за один.

О трагедии Белинского см. Пыпин, «Белинский, его жизнь», гл. II, и в «Русск. Стар.» 1876 г., т. XV, стр. 60.

веселая банда (фр.).

Были ли поэты знакомы лично, неизвестно, но возможно, так как Полежаев, возвращенный с Кавказа, где он был с 1829 по сентябрь 1833 года, проживал в Москве до смерти в сентябре 1837 года. Во время проездов через Москву, особенно в 1835 году, Лермонтов мог видаться с Полежаевым, тем более что у них общим приятельским знакомством являлась семья Бибиковых. – Об Алекс. Ив. Полежаеве смотри статью Г. Ефремова в прекрасном издании соч. Полежаева г. Суворина, Спб., 1889 г.

В Москве я отыскал г. Фее, товарища Лермонтова, впрочем, не из близких. Он о Лермонтове мог сообщить не много. В общих чертах его описания сходны с тем, что говорит Вистенгоф. О братьях Фее упоминается и в записках Хвостовой. Лермонтов «забавлял нас анекдотами о двух братьях Фее и для отличия называл одного Fé – nez-long, а другого Fé – nez-court. Фенелон был чем-то в университетском пансионе и служил целью эпиграмм, сарказмов и карикатур Мишеля». Относительно наружного вида Л. сходно говорит и Костенецкий, тоже товарищ Лермонтова по университету.

Что Полежаев против воли должен был служить в военной службе, известно всем; но что Лермонтов, несмотря на свои связи, насильно удерживался в ней, знают немногие. В своем месте мы скажем об этом.

Историю с Маловым рассказывают Герцен [«Былое и думы», т. I, глава VI] и Дудышкин в материалах для биогр. Лермонтова, изд. 1863 г., т. VI. О Малове, не любимом студентами и часто подвергавшемся шиканью, упоминает Ляликов [Русский Архив 1875 года, кн. III, стр. 385].

Михаил Яковлевич (род. в 1709 году, ум. 1849) вышел кандидатом из Московского университета в 1811 г.; с 1823 г. читал историю римского законодательства на этико-политическом отделении; с 1828 г. был сделан экстраординарным профессором, а в 1831 г. уволен от должности с пенсией в 400 рубл. асс. [«Биографич. словарь» профессора Малова; «Былое и думы» Герцена, гл. VI].

Догадка об удалении Лермонтова из университета вследствие истории с Маловым впервые печатно высказана Дудышкиным в материалах для биографии Лермонтова, стр. VІ [изд. «Соч. Лермонтова», 1860 г.]. Взято это было Дудышкиным все из того же опыта биографии Хохрякова, материалами коего он так много пользовался, не указав, впрочем, источника. Приводя дословно целые страницы из тетради Хохрякова, г. Дудышкин в рассказе о маловской истории изменил только слова г. Хохрякова: «а вот что мы слышали» на – «а вот что нам рассказывали». Догадка Дудышкина была принята за достоверное и А. Н. Пыпиным [«Биография Лермонтова», издан. 1873 года, стр. XXIV], несмотря на то, что уже г-жа Ладыженская в статье своей «Замечания на воспоминания Екатерины Алекс. Хвостовой» [Русский Вестник 1872 года, № 2, стр. 660] – отвергает рассказ об исключении Лермонтова. А. Н. Пыпин усомнился в ее показаниях. Что же касается письма, приводимого Дудышкиным, затем Пыпиным и другими, писанного будто близким к Лермонтову человеком по поводу этой истории, то письмо это писано позднее, в 1832 году, по поводу попытки Лермонтова вступить в Петербургский университет, как увидим ниже. Относительно выхода Лермонтова из Московского университета вследствие «истории», г. Поливанов [Русск. Стар. 1875 г., т. XII, стр. 813] замечает, что отцу его [т. е. товарищу Лермонтова) казалось сомнительным исключение Лермонтова из университета. «При господствующей тогда строгости вряд ли мог исключенный быть принят в школу гвардейских юнкеров».

По рассказу Вистенгофа выходит, впрочем, что столкновение Лермонтова с профессором Победоносцевым было в первое полугодие после его поступления. Но тут г. Вистенгоф, должно быть, запамятовал. Известно, что лекции в университете прекратились осенью 1830 года, по случаю холеры, и опять начались в январе 1831 года, следовательно, и репетиции перед Рождеством могли быть только в 1831 году. Затем Вистенгоф утверждает, что Победоносцев на публичных (переходных) экзаменах отомстил Лермонтову. Весной 1831 года экзаменов не было (о чем замечено выше), а были они весной 1832 г. На словах Вистенгоф заметил мне, что положительно знает, что Лермонтов вышел из университета не вследствие «истории», а «скорее из самолюбия, потому что оборвался на экзамене и считал, что Победоносцев к нему придирается, что может быть и была правда». Выходит, столкновение с Победоносцевым было в конце 1831 года. Весной на экзаменах он ему припомнил выходку, и уже 1 июня Лермонтов подает прошение об увольнении из университета.

Пыпин: жизнь Белинского, I, стр. 65.

О близкой дружбе Лермонтова с Шубиным рассказывал мне А. З. Зиновьев. Он очень хвалил Шубина, называл его человеком прекрасных душевных свойств. Шубин этот впоследствии, как и Лермонтов, был переведен в армию из лейб-гусар за то, что ударил камер-лакея. Относительно Поливанова см. Русск. Старину 1875 года, т. XII, стр. 812, о прочих в историч. очерке Николаев. кавалер. училища, выпуски 1833, 34 и 35 гг. За полгода до выхода Лермонтова из «школы» вышел из нее в гвардию граф Ник. Серг. Толстой, тоже перешедший в «школу» из Московского университета [Сушков. Моск. унив. пансион, стр. 75]. Толстой – автор сочинения «Заволжские очерки, взгляды и рассказы». Еще раньше поступил в «школу» из Моск. унив. пансиона Ник. Назимов, да и многие другие.

Из рассказов г-жи Гельмерсен, рожден. Россильон, бывшей при беседе мужа своего с бабушкой Лермонтова. Г-жа Гельмерсен скончалась в Дерпте в конце 80-х годов.

К Мар. Ал. Лопухиной письмо от октября 1832 г. [т. V, стр. 292].

Отрывок из этого письма, писанного на французском языке, впервые напечатан был Дудышкиным в «Материалах для биографии Лермонтова», стр. VI, и оттуда перешел в другие биографии нашего поэта. Дудышкин взял этот отрывок из материалов Хохрякова. Но г. Хохряков не называет фамилии Александры Верещагиной, а только ставит буквы А. В., да упоминает, что письмо писано от 13 декабря. Кто сообщил г. Хохрякову этот отрывок, не знаю, но ответное письмо Лермонтова, найденное мною в бумагах покойной А. Верещагиной, впоследствии Гюгель, доказывает, что «близкое к Лермонтову лицо» и есть А. Верещагина, а под буквами А. С. скрыта Анна Столыпина, а кто П. – не знаю, может быть, Павел Евреинов, сын сестры Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, вышедшей замуж за Евреинова. О нем Лермонтов пишет к С. А. Бахметевой [т. V, стр. 381 и 382]. Евреинов в это время был в Москве, что видно из того, что Лермонтов в письме от 2 сентября 1882 г. к М. А. Лопухиной говорит: «Dites moi, chère miss Mary si monsieur mon cousin Evreinoff vous a rendu mes lettres, et comment vons le trouvez…»

Кажется, что в сплетнях, бывших в Москве по поводу перехода Лермонтова на военную карьеру, принимал участие этот Павел Евреинов, потому что в приписке к письму на имя М. А. Лопухиной Лермонтов, недавно еще хорошо отзывавшийся о Евреинове, говорит: «Je n’ai jamais rien écrit par rapport à vous à Evreinoff et vous voyez que tout ce que j’ai dit de son caractère est vrai; seulement j’ai eu tort en disant qu’il est hypocrite, – il n’a pas assez de moyens pour cela: il n’est que menteur» [т. V, стр. 388].