Миг бесконечности - стр. 1

…Катя вышла на лесную опушку, замедлила шаг, осмотрелась и замерла, очарованная открывшимся пейзажем: вокруг высоченные ели, уходящие в небо, стена берез и осин, у самой земли – непролазные заросли кустарника. Пробиваясь сквозь пожелтевшую густую листву, лучи осеннего солнца то прерывались, то вновь слепили глаза, нежным шелковым покрывалом опускались на пожухлую траву и серебрились на ней тончайшими нитями паутины. Будто кто-то невидимый тщательно расчесал их огромным гребнем. Многоярусный лесной пейзаж пленял необычайной торжественной тишиной, убаюкивал, погружал в свое сладостно-немое спокойствие – ни шелеста, ни шороха, ни звука.

Неожиданно налетел резкий порыв ветра, за спиной раздался приглушенный треск. Катя обернулась и заметила крадущегося за кустами охотника: пятнистый камуфляж, опущенная до бровей такой же расцветки трикотажная шапочка. Вдруг он остановился, напряженно прислушался, быстро вскинул ружье и навел его в сторону женщины. Две черные дырочки уставились на нее бесстрастными холодными зрачками и, точно в анимационном фильме, вдруг стали увеличиваться в размерах. Выглянувшая из них пугающая бездна клетку за клеткой парализовала Катино тело, мысли, заблокировала дыхание. Одержав полную победу над жертвой, неведомая магическая сила заставила ее перевести взгляд ниже, на спусковую скобу, на медленно опускавшийся палец, прорезанное в перчатке отверстие, розоватый, аккуратно подпиленный ноготь…

«Это я! Не стреляйте!» – захотелось ей крикнуть, но смертельный ужас не позволил губам даже шевельнуться.

Вырвавшийся из горла хриплый, захлебнувшийся звук лишь на долю секунды опередил грохот выстрела…

…Катя Проскурина широко распахнула глаза, подхватилась, рывком присела на кровати и тут же зажмурилась от яркого солнечного света. Откуда-то снизу доносился затухающий металлический звук.

«Крышка от кастрюли, – догадалась она, когда характерный звук стал стихать. – На плитку упала… – и сама рухнула на подушку. – Ну и жуть приснилась! Да уж, таким впечатлительным и слабонервным, как я, категорически противопоказаны на ночь охотничьи байки!»

Парализующий страх отпускал медленно. Дождавшись, когда бешено стучащее сердце вернется к нормальному ритму, она снова открыла глаза и, близоруко щурясь, осмотрела комнату: две деревянные кровати, два кресла, придвинутых вплотную к письменным столам, расстегнутые спальники посредине ковра, распотрошенные дорожные сумки в углу, прикрепленные кнопками детские рисунки на стенах и прямо над ее кроватью – золотистая металлическая чеканка.

«Что-то знакомое, – задержала на ней взгляд Катя и, пошарив рукой под кроватью, нащупала футляр с очками. – Кажется, у нас была такая».

И в самом деле, чеканка один к одному повторяла ту, что кочевала вместе с семейством Евсеевых по военным гарнизонам. В памяти тут же всплыли картины детства: неуютные офицерские квартиры с видавшей виды мебелью, огромные коробки с вещами и книгами, из-за которых во время переездов спорили родители: места в контейнере, как правило, было немного, а каждый обязательно хотел взять с собой что-то свое, любимое. Спорили и из-за чеканки с непритязательным рисунком: девушка с распущенными волосами, над которой завис кленовый листок.

Кто и когда подарил ее маме, Катя не знала, но этот кто-то папе явно не нравился. Ну а после того, как восемь лет назад мама умерла, девушка с кленовым листком куда-то исчезла. Во всяком случае, после переезда отца в Ждановичи чеканку она точно не видела.