Мифы Древней Греции - стр. 8
Язон приходит к царю Пелию
В эти самые дни старый пастух Ферса́ндр, житель одного прибрежного селения в Фессалии, кочевал вместе со своим стадом по склону великой горы Пелио́н. Каждый день он гнал своих коз всё выше да выше в горы, а к ночи разводил костёр где-нибудь под каменистым уступом, доставал из мешка горсть сушёных фиг[1] и пресную лепёшку, ужинал, запивая пищу чистой водой, и ложился спать до утра.
Однажды он проснулся на рассвете, так как его разбудило цоканье копыт по кремнистой тропе.
«Странно! – подумал Ферсандр. – Откуда бы здесь в горах мог взяться всадник?»
Однако топот всё приближался, потом послышались голоса. Кто-то ехал по дороге за кустами, обогнул каменистый уступ и наконец остановился чуть-чуть пониже Ферсандра.
– Ну что же, отец? – услышал пастух слова, сказанные молодым, звонким голосом. – Вот большой камень, вот и перекрёсток. Настало время разлуки. Поведай мне то, что хотел сказать, и отпусти меня с миром. Боюсь одного: не подслушал бы кто-нибудь прежде времени твоей тайны.
– Не тревожься, сын мой, – ответил другой голос, глухой и хриплый, и Ферсандр вздрогнул, услышав его. – Никто не видит нас. Здесь только стадо коз бродит по склону, да, наверное, где-нибудь спит пастух: я чую запах потухшего костра. Но что нам до этого? Сядь на обломок скалы, а я лягу перед тобой: мои копыта устали…
Старый Ферсандр был любопытен, как мальчик; к тому же он любил в долгие зимние ночи рассказывать легковерным односельчанам всякие небылицы про то, что случается видеть летом в лесу. Осторожно, стараясь не нашуметь, он подтянулся на локтях по каменной плите и через её край заглянул вниз на дорогу. «Зевс-Вседержитель!» – прошептали тотчас его губы.
Под старым дубом, на огромном валуне сидел юноша лет двадцати, не более. Мужественное лицо его было прекрасно. Золотистые кудри, подхваченные узкой тесьмой, не закрывали высокого лба. В руках он держал охотничий дротик, на ногах были запылённые пёстрые сандалии, сплетённые из белых и коричневых ремешков, а через плечо накинута мягкая и яркая шкура барса. Он сидел, улыбаясь, положив ногу на ногу; прямо же против него на траве, подогнув под себя передние ноги, как это делают утомлённые долгим путём кони, лежал огромный, белый, как серебро, кентавр[2].
Мощная спина человека-лошади была смочена утренней росой, длинная волнистая грива спускалась на траву. По густой седой бороде, по белым как снег волосам можно было видеть, как стар кентавр: только брови темнели у него над черными мудрыми и добрыми глазами. Он лежал спокойно и с любовью глядел на юношу, а тот ласково перебирал рукой пряди его длинной серебряной бороды.