Мгновения жизни - стр. 2
А я смеялась:
– Мне самой наскучила её белизна…
В то утро я вдруг опять научилась смеяться. Без повода, просто так. Радовалась солнцу, заглядывающему в окно, смущённым глазам Андрея, коту, который всё-таки позволил себя погладить…
Андрей был неразговорчив, о себе почти ничего не рассказывал, зато умел слушать.
– Миля, прости дурацкий вопрос: тебе сколько лет?
– В отличие от тебя, я родилась при царе Горохе…
В тот день мне исполнилось шесть лет. Мама испекла пирог с яблоками, я нарядилась в синее платье с белыми горошками и побежала в соседний двор, к лучшей подружке: похвалиться, как крутится колоколом широкая юбка нового платья и позвать в гости. Но Алеське было некогда восхищаться: в старенький фибровый чемоданчик она складывала кукол, игрушечную посуду, тряпичного мишку. А тётя Павлина, её мама, несмотря на летнюю жару, разожгла печь и одну за другой бросала в топку какие-то бумажки. От сильного огня в печке лицо тёти Павлины было почти бордовым, дым вышибал слёзы… Мне стало её так жаль, что захотелось помочь. Но тётя Павлина выхватила из огня брошенный мною мелко исписанный листок: «Нет-нет, это письмо Адама». Оказалось, дядю Адама, Алеськиного папу зачем-то куда-то сослали, и теперь Алеся с мамой едут к нему.
– Надолго?
– На пять лет…
Кто знал, что пять лет растянутся больше чем на двадцать. Это теперь понятно, что тем, кого в тридцать первом году приговорили к ссылке по сфабрикованному делу «Союза освобождения» в какой-то мере даже повезло: их не расстреляли в тридцать седьмом. Правда, дяде Адаму дали ещё один срок, потом другой и реабилитировали только в пятьдесят пятом.
Когда, в октябре тридцать седьмого, арестовали моего отца, мне было двенадцать, и я уже всё понимала… Выстаивала вместе с мамой длинные очереди, чтобы хоть что-то узнать о его судьбе, но с нами отказывались разговаривать и передачи не брали: родители, занятые делами, не удосужились расписаться…
– Не обижайся, просто мне всё время кажется, что ты – моложе меня.
Бедный мальчик. Мне ведь тоже так казалось. Он не умел радоваться жизни. Совсем. Всё перечислял свои беды: развёлся с женой, не дали места в общежитии, уволили из оркестра…
Эти послевоенные мальчики так ранимы… Им кажется: мир должен вращаться вокруг них, добрых, талантливых. А мир почему-то не хочет…
Андрей подтянул на диван ноги, обхватил колени руками. Длинные руки, длинные ноги, смешные оттопыренные уши… Почему-то мне он напоминал щенка-переростка: ещё хочет играть, но, заигравшись, может и укусить, а в поисках защиты подожмёт хвост и спрячется за тебя…