Между жизнью и смертью. Рассказ человека, который сумел противостоять болезни - стр. 31

Сегодня, например, Родина во втором чтении позаботилась о сиротах[6]. Она возмутилась нарушением их права на смерть на Родине. Депутаты знают: где родился, там и сгодился. Нечего разбазаривать человеческие ресурсы! Усыновлять супостат наших детей будет? Нет. У наших сирот, между прочим, свои права. В том числе – право быть убитым на Родине.

Я заметил также, что Родина очень избирательна в своей заботе. Больше всего она беспокоится о слабых и убогих, о тех, кто не может от нее отбиваться. У сирот нет сил отбиваться – поэтому они обречены. У банкиров есть силы отбиваться – поэтому они улетают в Лондон. И будут потом с опаской и затаенной в глубине души мыслью “неужели пронесло?” смотреть на Родину по телевизору.

И я теперь боюсь. Боюсь не отбиться от ее заботы. Я не банкир – я инвалид, возможно, это чуть лучше, чем грудничок, которого бросила родная мама. Но кто знает, что сделают депутаты в четверг? Вдруг они запретят врачам супостата лечить наших инвалидов?

Ведь инвалиды сейчас летают в США, Израиль, Германию, Италию, где их лечат и где они умирают. Умирают. Не на Родине. Вопреки праву быть убитым соотечественниками. Отказываясь от привилегии умирать без обезболивания дома, в отсутствии хосписов, доводя до сумасшествия родственников и соседей своими криками от непереносимой боли… Еще недавно я писал, что ничего не боюсь, что нет ничего страшнее рака. Как я ошибался! Как я не замечал?! Как был слеп и не видел самого простого: трогательной заботы, с которой Родина берет в заложники самых слабых своих граждан. Черт ее, любимую, знает, кого она следующим захочет задушить в своих объятиях.

19 декабря 2012 года

Сегодня, 4 ноября, мой день рождения. Мне стукнуло 29 лет. Один из нежеланных подарков – у меня лимфома Ходжкина, поражающая лимфатическую систему и гарантированно ведущая к быстрой мучительной смерти. Еще год назад я, как ни странно, был доволен этим диагнозом, поскольку этот вид рака сейчас умеют лечить лучше всего. Шанс в 95 % быть вылеченным – неплохой повод для оптимизма. Но не сложилось.

Сейчас раз в две недели мне делают инъекцию препарата химиотерапии, который может на время отсрочить лавинообразный рост опухолей. Препарат большой токсичности. И получается, что два процесса – отравление химией и лимфома – соревнуются, кто заберет меня первым. Каков прогноз? В апреле 2012 года лучший из врачей, которые есть в России, специалист по лимфоме Ходжкина, доктор медицинских наук и, по счастью, мой лечащий доктор Елена Андреевна Демина осторожно назвала срок в полтора-два года. Однако полгода, как вы понимаете, прошло. Осталось не так много. В таких случаях говорят, что пора подводить итоги.