Между Явью и Навью - стр. 24

Наместником Великого князя в Лтаве был посажен Боголюб, служивший в Мстиславовой дружине еще в те времена, когда тот Тмутараканским князем был. С годами его сильное, покрытое шрамами тело расплылось, но длань не утратила былой крепости. Человеком он был суровым, Мстиславу преданным. С домочадцами и горожанами не цацкался. Иерей Иоанн, щурясь от полуденного солнца, ждал, пока наместник закончит трапезу.

– Ты бы поел со мной, божий человек, – отерев жирные губы, пригласил Боголюб, – а то кусок в горло не идет, как гляну на твою худобу.

– Сыт я, благодарствую, – степенно ответил Иоанн.

Он пришел говорить о делах и надеялся, что благодушный настрой отобедавшего наместника будет тому в помощь.

Иерей Иоанн, прибывший в Лтаву на замену почившего предшественника, веровал истово. В сан его возводил сам митрополит киевский, он же и в Лтаву направил, дозволив собрать в растущем городище полный причт. Новое место служения Иоанну понравилось, вот только тревожили местные порядки. Лтавичи в храм ходили недружно, десятину несли из-под палки. Дьяк Никола жаловался, что в капища народ гурьбой валит, а на воскресную службу – ручейком. «Эх, – сокрушался преданный христианской вере Иоанн, – что тут поделаешь, если и в самом Киеве идолов по сей день почитают». Он считал такое великим святотатством, но держал эти мысли при себе. До поры.

Неожиданно с широкого двора перед крыльцом послышался шум. По ступенькам затопали, и в трапезную, стягивая шапки с голов, ввалились двое – широкоплечие, высоченные, кудрявые – наместниковы сыновья-погодки. В Лтаве их мало кто не знал. Оба служили в дружине, характерами были задиристы и до девок охочи.

– Отец, – запальчиво начал старший, – мы чужака привели! Дерзкий дюже, чуть меня не порезал, не посмотрел, что я десятник! И нож у него печенежский! А ну лазутчик какой?

– Ага, – поддакнул младший. – И рожа…

Наместник вздохнул:

– Что – рожа?

– Ненашенская…

– Где он?

– На дворе.

Иоанн с досадой смотрел, как Боголюб восстает из-за стола, задевая его тугим животом, как тяжело топает за сыновьями к выходу, словно его, божьего посланца, тут и вовсе нет. Ничего не оставалось, как отправиться следом.

Перед теремом, на коленях и лицом в пыль, согнулся человек. С высокого крыльца была видна его грязная шея, поредевшие на темени волосы, слипшиеся от пота, да руки за спиной, скрученные веревкой.

– Поднимите! – рявкнул наместник.

Дружинники споро вздернули чужака на ноги.

– Кто таков? Что в моем городе ищешь?

Волшан собрал все терпение, которое еще оставалось, и спокойно ответил, чуть шепелявя из-за разбитой губы: