Между прочим… - стр. 55
В результате – бессонные ночи, озноб от переутомления. Любовь, конечно, обволакивала, но и силы на исходе.
Моя дочка стала скидывать мне своего сыночка в восемь утра, а сама уходила спать в свое логово. Я принимала Петрушика, какое-то время играла с ним, а потом обкладывала его со всех сторон подушками и садилась за письменный стол.
Я работала за столом, Петруша пребывал в подушках для безопасности. В один прекрасный день он скатился с кровати, грохнулся на спину, проехал вперед и закатился под диван. Диван стоял на высоких ножках. Петруша благополучно туда въехал, остановился и только после этого заорал. До этого он молчал, не понимал – что с ним происходит.
Я выскочила из-за стола, выгребла ребенка из-под дивана. Он вытолкнул из себя первый крик – и зашелся. Замер с открытым ртом. Личико посинело. Он так испугался, что не мог вдохнуть.
Я стала целовать его в мордочку, в раззявленный ротик, утешать, приговаривать. А он все не мог вдохнуть.
Дочка спала без задних ног.
Вбежал зять, молодой папаша, слегка за двадцать. Он строго и подозрительно зыркнул на меня, понял: произошло что-то нештатное. Но ничего особенного не случилось. Полет с кровати под диван обошелся без осложнений. В ребенке ничего не нарушилось. Отделался страхом. Зашелся. Потом все-таки вдохнул и выдал порцию такого рева, что соседи застучали в батарею.
Эта его мордочка с распятым ртом так и осталась в моей памяти.
А однажды мы оставили шестимесячного Петрушу на мою маму, а сами ушли в гости.
Мама не могла сидеть без дела и принялась фаршировать рыбу. Моя мама – русская, но рыбу фарширует лучше, чем евреи, которые когда-то ее научили этой премудрости.
Евреи фаршируют щуку, а мама – карпа. Карп не такой сухой и костистый.
Мы вернулись домой. Я взяла Петрушу на руки. Он рыгнул и обдал меня запахом перца.
Я все поняла и пришла в ужас. Грудного ребенка накормили взрослой едой. Что теперь будет?
Я вышла на кухню, как горгона Медуза. Мои волосы стояли дыбом от злости и страха.
– Ты хочешь его убить? – спросила я. – Ты хочешь, чтобы он умер?
Моя артистичная мать сделала наивные глаза. Она это умела.
– Зачем ты накормила его перченой рыбой? – наступала я.
– Я не кормила. Он сам у меня отнял. Я положила в тарелочку попробовать, а он вырвал у меня из руки.
Я посмотрела на Петра. Он был веселый. Вонял фаршированной рыбой.
Я подумала: наверное, ему обрыдла пресная еда, типа молока и каши. А сейчас организм удовлетворен и ликует.
Я с восторгом глядела на его мордочку. Любовь бабушки к внуку – это базовая ценность человека, которая питает его всю жизнь. И защищает, как ни странно.