Между прочерками: фантазии в манере Гештальта - стр. 1

Доктор был достаточно специальным доктором: он лечил чувства и смыслы людей. В организм и идейные убеждения без согласия не лез, да и лекарств не назначал. Поскольку точно знал, что лекарств безвредных не бывает. А вредных лекарств доктор не назначал, поскольку к людям относился не так, словно они сами напросились, а так, как будто они были знакомы, и даже когда-то нравились друг другу…

И здесь возникали трудности, поскольку люди в основном привыкли обретать счастье в борьбе, а несчастье – в любви и мирной жизни.

– Что чувствуешь, как дышишь? – достаточно добродушно спрашивал доктор.

– Да причем тут чувствуешь, дышишь, – сопротивлялся в ответ честно страдающий собеседник. – Что я, животное? У меня разум возмущенный кипит в сомнениях, ему мысль крупная нужна, ответственное знание или, на худой конец, – твердая вера. Я же гомо сапиенс, как-никак… – Сапиенс ты, дорогой, только до тех пор, пока твое гомо дышать соглашается. А ежели дышать не будешь, ежели кислород в разум по причине стыда, обиды или какого иного предубеждения не пустишь, – то и сапиенс твой придет в негодность, а не только желудок и печень. Давай снова попробуем, только без лишних страхов и упреков… Вот что сейчас чувствуешь? А хочешь чего?..

Время от времени отдельный человек прибегал к доктору для того, чтобы вручить ему ответственность за свою жизнь. Видимо, отдельный человек уже изрядно надорвался и поранился, присваивая себе других, и теперь уже хотел сам кому-то принадлежать.

– Доктор, что со мной будет? – Не знаю.

– Но это же вам должно быть интересно! – Не должно.

– А со мной вам вообще интересно? – Не всегда. Сейчас – нет.

– Тогда, наверное, всё без толку…

– Подожди. Ты кому планируешь быть нужнее: мне – или себе самому?

– Себе, наверное… Но тогда что я тут делаю? И что вы мне можете дать?.. И вообще – кто вы мне такой?

– А вот теперь – да. – Что – да?

– Теперь мне с тобой интересно. Итак, что ты тут делаешь, и кто я тебе?..

Пришли к доктору два брата. Почти близнецы, но не совсем. Оба весьма приятной наружности, отличные костюмы, тонко подобранные шейные платки, ремень с туфлями идеально гармонирует, аккуратный цвет лица, усы подстриженные, глаза выразительные … Только у одного выразительно веселые, а у другого выразительно печальные.

– В чем дело? – задумчиво спросил доктор, понимая, что так он не будет выглядеть никогда. – Одному как будто везет, а другому как будто нет?

– Брату везет. А мне – нет. Хотя мы, в сущности, одинаковые. – Видимо, не совсем… Вот ты зачем всё это с собой делаешь? – Я это делаю, чтобы понравиться женщинам, – ответил печальный.

– А ты зачем это делаешь? – спросил доктор у другого. – А я это делаю, потому что мне нравятся женщины!..

– Правда же, я могу ничего не пояснять? – на всякий случай уточнил доктор.

Требовательный, серьезный, но несколько обидчивый тип десяти с половиной лет любил беседовать с доктором о пиратах, ихтиозаврах и космических путешествиях. Он очень уважал мнение доктора, возможно потому, что редко разрешал ему говорить. Зато они много вместе рисовали, чертили схемы и графики, а также разыгрывали сценки из жизни пиратов, ихтиозавров, межпланетных путешественников и иных космических тел.

Сам он к доктору приходить не мог, его приводила мама. Немножко по настоянию бабушки и, в основном, – вместо себя.

– Скажите доктор, – спрашивала она, тревожно глядя в неведомую даль, – он нормальный?

– Ну, как вам сказать, – осторожно подбирал слова доктор, – безусловно. Если только не считать нормальными исключительно людей малозаметных и удобных в быту, с компактными мозгами и характером. Сверстники смогут понять и признать его классу к десятому, когда поумнеют и тоже начнут читать. Примерно тогда же и они станут ему интересны…