Между небом и тобой - стр. 35
Сара замечает в кафе свою подругу детства Мораг и машет ей рукой, потом, не обращая внимания на синеву у меня под глазами, со мной чокается.
Покоренные ею, но не знающие, что она моя дочь, туристы испепеляют меня взглядами.
– У меня есть для тебя подарок, – говорю я, сую руку в карман и достаю твое ожерелье. Выпускаю его. Жемчуга ручейком льются на скатерть. Сара улыбается. На любой другой молодой женщине они были бы неуместны, Сара в них будет ослепительна. Я счастлив тем, что дарю нашей дочери здесь, посреди рыболовецких судов и яхт, посреди предотъездного шума, это колье, которое передается в вашей семье от поколения к поколению. Одна из твоих прапрабабок хотела, чтобы ее в этом ожерелье похоронили, но семейный совет отказался исполнить ее последнюю волю.
– Когда я была маленькая, мама тайком давала мне его в день рождения поносить в школе… Под одеждой, конечно.
– Вот как?
Да уж, странноватая идея – доверять малышке старинную драгоценность, но вполне в твоем духе.
– Поможешь?
Сара поднимает волосы, оголяя шею. Надеваю на нее ожерелье, проверяю застежку. Сара так же красива, как ты. Делаю над собой усилие, чтобы не раскиснуть при дочери. Говорю ей:
– Тебе пора на борт, а я подожду Сириана, хочу ему подарить часы тво…
– Они уже уехали, папа.
– Как это? Нет, не может быть! Я ведь провожал первый почтовик, и…
– Утром я заходила к ним в гостиницу и застала скандал: Сириан хотел ехать почтовиком, а Альбена требовала заказать водное такси. Я обозлилась и попробовала ей объяснить, что водным такси пользуются в случае крайней необходимости, она прошипела, что ей крайне необходимо поскорее убраться с этого острова.
Снимаю твои часы и кладу их на стол:
– Возьми мамины часы, Сара. Иначе есть риск, что я выброшу их в приступе гнева к чертям собачьим.
– Ладно. Сохраню часы до того времени, когда ты сможешь подарить их Сириану.
– Этот кретин способен отказаться, не взять их у меня. Лучше сама отдай.
Сара прячет часы в сумку.
Наша дочка поднимается по трапу, опираясь на палку. Наш сын катит в Париж за рулем своего черного танка. Где ты, моя любимая? Где ты, малышка Лу? Как ты пришвартовалась, какой небесный якорь тебя держит? Раздается гудок – почтовик отчаливает. Этот гудок слышен всему острову, и все на несколько секунд замирают, прежде чем снова взяться за свои дела. Есть такая поговорка: «Кто видит Груа, видит свою радость». Но знать, что молодая женщина немыслимой красоты в жемчужном ожерелье на шее и с палкой в руке, оплакивая тебя, плывет к континенту, тоже ведь немало… Пару дней назад я бы поклялся, что она забыла Патриса, а ты и раньше знала, что нет?