Между львом и лилией - стр. 26
Родилось у нас двое детишек – сын и дочка. Я им русские имена дал: Андрей и Василиса. Но крестить их не крестил, хотя молитвам православным научил. Жили мы не тужили – я в кузнице работал, ножи ковал – индейцы за них много шкурок давали, оружие чинил, а если время было – на охоту ходил. Помню, как медведя на рогатину посадил. Мех у него оказался не такой, как у нашего, а черный и гладкий. Правда, здешние медведи были поменьше наших и не такие злые. А Облачко мое – я ее Аграфеной называл – все по дому делала: еду готовила, одежду шила, детей нянчила. Здесь бабы все хозяйство вели: сажали маис – это трава такая высокая – с человеческий рост, а на ней в листьях колос с зернами крупными. Сажали они на огородах бобы и тыквы. Индейцы собирали этот маис и продавали французам. А вот мужики такой работы чурались. Они заставляли рядом с бабами в поле трудиться пленных. Еще они сок варили, который добывали из местных кленов. Когда начиналась варка, то селение становилось пустым – все уходили в лес, ставили там шалаши и вываривали сок.
А вот воевать и охотиться – это мужское дело. Ну, а если не было войны и охоты, то мужики рыбу ловили.
…Так я прожил в селении индейском лет пятнадцать. А потом пришла к нам беда, откуда не ждали. Начали в селении люди болеть. Сначала у них начинался жар, на коже появлялись пузыри, которые вызревали и лопались. Люди задыхались – у них нарывало горло, – а потом умирали. Болезнь эта страшная оспой называлась. Я помню, что царевна Елизавета Петровна мне рассказывала, как от оспы этой умер ее племенник, внук императора Петра Алексеевича царь Петр II. Пятнадцатилетний парень где-то заразился и умер, хотя придворные лекари делали все, чтобы исцелить его.
Поговаривали, что оспу занесли к нам английские торговцы, которые продали в соседнем селении одеяла, в которые раньше заворачивали своих больных. А с этими одеялами и зараза передалась.
От этой проклятой болезни умерла моя жена и старшая дочка. Сыновья и младшая дочка, Бог миловал, не заболели. Да и я остался в живых, хотя за Аграфеной ухаживал до самой ее смерти. Помнится, бабка Настасья делала что-то, чтобы защитить меня от этой болезни. Кожу мне на руке разрезала и что-то в ранку втирала. Потом меня немного полихорадило, а ранка воспалилась. А через неделю все прошло.
А вот наши соседи почти все поумирали, а те, кто остался, разбрелись кто куда. И пришлось мне тоже уходить из селения, где я счастливо прожил столько лет. Решил я поселиться подальше от этого страшного места, где отдали Богу душу так много людей. Пошли мы на юг, но ни в одной индейской деревне нас не приняли: где просто прогоняли, а где и насилие над нами учинить хотели. Пару раз мы еле-еле отбились от них. Индейцы же кричали нам, что «люди кремня» – их враги.