Между черным и белым - стр. 4
– Так это я тебя душила?
– Я должен был спросить с тебя.
– Ну да, – осторожно проговорила Лилия.
Не смог он с нее спросить. Да и с Василисой ничего не сделал, потому как неудачник. Но вслух об этом лучше не говорить, а то еще взбесится.
– Но ты такая хорошенькая. – Виктор подал ей руку, помог подняться с пола.
При этом он даже не попытался расстегнуть ее кофточку, хотя не сводил глаз с декольте.
– Чего тебе нужно? – спросила она.
– Чаю.
– Да? Больше тебе совсем ничего не надо? – с усмешкой осведомилась Лилия.
Свою мысль она не озвучила, но Виктор понял ее.
– И это тоже, – заявил он и иронично сощурился. – Но потом.
– Никогда! – Лилия качнула головой, но на дверь гостю не показала, провела на кухню, поставила чайник и скрылась в единственной комнате.
Ей нужно было снять грязную кофточку и переодеться. Только вот халат на голое тело надевать она не стала.
Если ад существует, то доменный цех – его филиал. Все вокруг стучит, грохочет так, как будто кто-то пляшет вокруг жарких печей. Черти варят в этих котлах не смолу, а жидкий огонь, который затем разливают в ковши.
Огонь этот перекинулся на Матвея, загорелся в этом цеху. Ему самому вдруг захотелось встать к печи, почувствовать себя по-настоящему крутым мужиком.
Из горячего цеха они с Василисой переместились в кабинет директора. После грохочущих цехов тишина, царившая здесь, выглядела неестественной, искусственно созданной. Улыбка Шумакова была фальшивой насквозь.
– Чай? Кофе? – спросил он, глянув на Матвея как добрый профессионал на злого дилетанта. – Или воды? Обычно после горячего цеха люди просят холодной минералки.
– А вы чего просите? – осведомился Матвей, тяжело глянув на него.
Генеральному директору было слегка за сорок, лицо суровое, кожа сухая, такая же шершавая, как слой окалины на прокатном металле. Взгляд черствый, но не холодный, внешность располагающая, внутри металлический стержень. Мужик рослый, крупный как сталевар с агитплаката «Пятилетку в четыре года». Только не брезентовка на нем, а добротный костюм из первосортного сукна. Воротник сорочки идеально чистый, галстук безупречный.
– Здесь я не прошу, а беру, – сказал Шумаков не зло, но без улыбки.
Он открыл дверцу шкафа, за которой скрывался холодильник. Достал оттуда бутылку минеральной воды и без особого усилия откупорил ее сильным намозоленным пальцем.
– Беру, открываю, наливаю. – На губах у генерального директора появилась благодушная улыбка, а в руке – стакан.
– Минералку можно, – в неторопливом раздумье проговорила Василиса.
Она старалась выглядеть сурово, и это у нее вполне получалось. Матвей давно заметил, что внешняя холодность усиливала то внутреннее сияние, без которого даже самая красивая женщина будет казаться всего лишь ограненной стекляшкой. Красивая она, глубокая, нежная. Иногда Матвей ловил себя на мысли о том, что Василиса появилась на свет совершенно без участия мужчины. Настолько много женственности было в ней.