Между болью и удовольствием. История глубинной стимуляции мозга и ее забытого создателя - стр. 7
Ставки высоки. Компании состязаются в разработке самого точного оборудования, а маркетологи предсказывают, что к 2019 году[1] на глубинную стимуляцию мозга в мире будет потрачено почти 10 миллиардов долларов. Более того, в игру вступило Агентство по перспективным оборонным научно-исследовательским разработкам США (DARPA). В 2013 году агентство, больше всего известное тем, что заложило основу Интернета, предложило 70 миллионов долларов за разработку «следующего поколения» систем глубинной стимуляции мозга. Эти ребята из армии хотят получить электронные устройства, которые будут не только стимулировать деятельность в мозгу, но непрерывно и мгновенно считывать, что происходит у человека в черепной коробке. Они хотят иметь оборудование, которое может измерять и отслеживать мозговую активность человека, анализировать ее и корректировать еще до того, как он перейдет к действию. По мнению спонсоров из DARPA, эта дивная новая технология поможет излечить тысячи ветеранов, психологически искалеченных войной, которые принесли с полей сражений посттравматическое стрессовое расстройство или повреждения мозга из-за многократного воздействия взрывов. Новаторское электронное лечение для ран, нанесенных современной войной! После этого изменение образа мыслей у людей будет просто интересным побочным продуктом.
История о глубинной стимуляции мозга на первый взгляд звучит благодушно и симпатично. Но мне стало любопытно, нет ли параллелей между тем, что происходит прямо сейчас, и тем, что происходило в Новом Орлеане много десятилетий назад. Возможно, это даже такая история, за которой стоит что-то гораздо глубже. И гораздо больше…
В конце концов, не отражает ли наша реакция на засовывание электронных устройств в чьи-то головы наше отношение к самим себе?
Все время, сколько я себя помню, я была увлечена – нет, безнадежно одержима – вопросом, как вращаются в нас шестеренки, может быть, чтобы таким образом лучше понять и себя саму. Будь то биология, психология или психиатрия, мне всегда было интересно, что эти науки могут рассказать нам о нас. Что они могут рассказать нам о нашей глубинной сути или о том, есть ли она у нас вообще.
Что мы, по-хорошему, можем и должны делать с мозгом? Насколько можно изменить вещь, которая является настолько важным компонентом личности, и кто решает, как далеко можно зайти? Не ведет ли нас технология дальше, чем следовало бы? Не делаем ли мы все это просто «потому что можем»? Где предел, до которого можно делать людей счастливее? Или спокойнее? Если мы можем сделать кого-то нравственнее или сострадательнее, должны ли мы это делать?