Между ангелом и бесом 2 - стр. 5

С тех пор избушка старика меняла место чаще, чем его сбежавшая башня. Жилище отшельника появлялось то у стен Столицы, то не далеко от Крепости. И сразу же прокладывал народ к дому старого Амината дорогу. Мощёную камнем и ровную. Сейчас избу отшельника перенесли к перевалу, за которым находился Последний Приют, а за ним – Забытые Земли. И что вы думаете? Обрадованные горные гномы тут же прорыли сквозь горы тоннель и стали за пользование коротким путём брать плату – причем, как на входе, так и на выходе, не обращая внимания на обвинение в скупости. Не нравится, говорили они, лезьте через горы.

Побывала изба и на местах всех цыганских стоянок. Барон возражал против таких удобств сильнее, чем тогда, когда королева Марта повесила рекламные щиты, запретив цыганам выбирать лагерь по своему желанию. Старый цыган даже посетил Рубельштадт и долго ругался с королём Полухайкиным, но потом плюнул и увёл табор в Забытые Земли. Неведомые опасности волшебной страны были Барону милее принудительных удобств. Приезжал изредка – проведать сына. Но не через горы тогда направлялся табор, а в Последний Приют. Рыжий вор по-прежнему при каждом удобном случае старался стащить тот пресловутый перстень отшельника Амината, и в связи с этим обстоятельством регулярно оказывался привязанным вверх ногами на столбе в центре забытого Богом городка. Вот Барон и подгадывал встречи с сыном именно в такие моменты, чтобы не ехать по гладким дорогам через три королевства в Талону. Там он развлекал сына разговорами, пока не прискачет его жена – верная Кваква. Ей всегда удавалось снять непутевого супруга со столба, не смотря на заколдованные Аминатом веревки. И повторялась эта история с завидной регулярностью.. Жители Последнего Приюта знали, если Самсон на столбе оказался – месяц прошёл, следующий начинается. Расправиться с воришкой по-другому, старый волшебник не мог. Он только тем и занимался, что следил за сохранностью своего минизавода и драгоценных напитков в хрупкой посуде, чтобы, не приведись такого горя, не пострадали при очередном переезде. И проклинал при этом Тыгдынского коня. Формально был в неудобствах кочевой жизни виновен, конечно, Альберт Иванович Полухайкин, но поскольку с короля – и взятки гладки, не повозмущаешься сильно, то старый Аминат затаил лютую ненависть против его советчика. Он видеть не мог Тыгдына, и каждая их встреча перерастала в бурный скандал.

Тыгдынский конь был наставником и воспитателем. Правда, пятнадцатилетний Аполлоша теперь был занят изучением воинского искусства, и почти всё своё время проводил на плацу, но Тыгдын по праву гордился воспитанником и по этому поводу не расстраивался. Всё время, свободное от королевских советов он проводил с дочерью Альберта Ивановича Полухайкина – Мексикой. Той самой малышкой, которую Полухайкин нашёл в капусте. И ревниво следил за тем, чтобы родители не мешали претворять в жизнь изобретённую им программу развития. Единственным существом, которое в этот процесс вмешивалось с наглостью, была старая ведьма Гризелла. Её Тыгдынский конь и уважал, и, надо заметить, немного побаивался. Но признавал, что старуха мудра и справедлива, и девочку чему попало не научит.