Мэйфейрские ведьмы - стр. 60
Картины детства, точно диковинные вспышки, мелькали перед глазами. Майкл вспоминал запах льняных салфеток, которые гладила бабушка, перед тем как убрать их во вместительные ящики комода из орехового дерева. Он вновь ощущал вкус крабовых палочек, которые ели с крекерами и пивом. В ушах звучал пугающий грохот барабанов на парадах Марди-Гра, а перед внутренним взором возникал разносчик льда, торопливо взбегающий по ступеням с огромной ледяной глыбой на плечах. Снова и снова он слышал удивительные голоса людей, в то время казавшиеся ему грубыми и чересчур резкими. Только теперь, много лет спустя, он смог в полной мере оценить их образные, сочные речевые обороты, не лишенные оттенка театральности интонации, да и просто любовь к родному языку.
А какими увлекательными были рассказы о крупных пожарах, о знаменитых забастовках трамвайщиков, о портовых грузчиках, забрасывавших тюки с хлопком в трюмы кораблей с помощью огромных железных крючьев и певших во время работы. Это было еще до появления хлопкопрессовальных машин.
Оглядываясь назад, Майкл видел великий мир. В Калифорнии же все выглядело подчас слишком стерильным и однообразным: одинаковая одежда, одни и те же машины, схожие суждения и доводы. Возможно, он так и не сумел до конца почувствовать себя здесь своим. Кто знает, удастся ли ему когда-нибудь испытать такое ощущение? А там, в Новом Орлеане? Трудно сказать, ведь за все прошедшие годы Майкл ни разу не побывал дома.
Жаль, что в прежние времена он не был достаточно внимателен ко всем, кто находился рядом. Он слишком боялся взрослых. Поговорить бы сейчас с отцом, посидеть вместе с ним и с его чудаковатыми друзьями возле пожарной части на Вашингтон-авеню.
Интересно, неужели дубы и в самом деле были тогда огромными? Неужели их ветви действительно образовывали подобие арок и по этому зеленому туннелю можно было дойти до самой реки?
Майкл помнил цвет сумерек, когда после затянувшейся тренировки он шел домой по Эннансиэйшн-стрит. Какими красивыми казались оранжевые и розовые цветы лантаны за низкими металлическими оградами! А найдется ли еще где-нибудь на всем белом свете такая палитра красок неба? Едва ли. Цвет небосвода менялся от розового к фиолетовому, а над крышами убогих домишек всплывала золотая полоса…
И конечно, Садовый квартал. Да, Садовый квартал, воспоминания о котором были столь божественно-неземными, что Майкл сомневался в их достоверности.
Иногда он видел Садовый квартал во сне: теплый сияющий рай, царство прекрасных дворцов в окружении цветов и мерцающей зелени листвы. Но наступал момент пробуждения, и вместе с ним приходили невеселые мысли: «Да, я был там… я шел по Первой улице… я вернулся домой… Но этого не могло быть на самом деле…» И его охватывало нестерпимое желание вновь увидеть все это своими глазами.