Метро 2033: Зима милосердия - стр. 26
Беговая – станция мелкого залегания, такая же, как и «1905 года». Людей здесь тоже было немного, значительно меньше, чем на прилегающих к богатому «Кольцу» станциях.
Запах нефтепродуктов пропитал все насквозь и был неистребим даже в столовой. Беговая кормилась продажей найденного на поверхности топлива, которым не желала делиться с другими станциями Конфедерации – Улицей 1905 года и Баррикадной.
Такое вопиющее отсутствие солидарности осложняло отношения между союзниками. Но почему именно здесь поселилась секта в балахонах? Женя вспомнил проповедь противного бородача. Мол, ничего страшного, что жители Беговой стали изгоями, зато бог отметил их удачей и богатством, они – избранные и должны быть благодарны. А наветы завистников в этом мире – суета сует. А что? И не то еще скажешь, когда надоест прозябать в поезде в одном из туннелей на юге Москвы, в смраде, голоде и тесноте! Не удивительно, что святоши начали перебираться сюда, ближе к жратве и исправной вентиляции.
Серов сидел на ступеньках лестницы, ведущей в заваленный подземный переход, и разговаривал с той самой девушкой «сопрано». На сей раз Женя решил подождать. Потолок над лестницей показался ему низковатым. Они встретились с Дедом глазами, и Женька вздрогнул: очень уж грустным был взгляд старика. Он кивнул, продолжая что-то говорить девушке, и парень понял его без слов.
«Ну что, дедушка, – продолжил он безмолвный разговор. – Похоже, наши пути расходятся. Я хочу вернуться. Там из меня сделают сталкера. И патроны будут платить. И наверх я хочу ходить. И твоего доброго подполковника хочу раскопать… с его добром.
«Я все понимаю, – словно бы отвечал Максимыч. – Тебе теперь неинтересно со мной. Я ждал, что однажды ты так скажешь. Так всегда и случается: дети вырастают».
Женя видел, что старик улыбается, но не мог понять, ему или не ему: теперь Дед повернулся к собеседнице. Девушка тоже улыбнулась, кивнула Серову и заторопилась уходить.
Парень подошел к Деду с тяжелым сердцем, но Максимыч не стал говорить о трудном.
– Эх, Женька, Женечка! – мечтательно произнес он, сладко улыбнувшись. – Эх, и сон мне сегодня приснился! Будто лежу я в большой белой палате, войны нет никакой, а есть солнце за окошком, зелень, озеро, но никак я не могу до них дотянуться, и сил никаких у меня нет. Кровать высокая, с бортиками, чтоб не свалился во сне, белье белое, чистотой вокруг пахнет. И ты, мил человек, ругаешь меня за что-то. А мне непонятно, за что, и счастливый я страшно!
Бросив мешок в углу каморки бабы Юли – самой ее не было видно. – Женька пошел к Богдану. Тот встретил его без упреков, но и без излишней радости: кивнул на место в строю и гонял нещадно всю тренировку. Когда закончили, Женька обливался потом и потирал разбитым кулаком вспухшую скулу, но чувствовал себя отлично: он явно был в форме.