Метро 2033: Призраки прошлого - стр. 27
Через три дня она сошла с ума, не выдержав экспериментов, и умерла в камере. Дима видел ее труп, безумный взгляд, устремленный в потолок. Он не испытывал ничего – ни жалости, ни сострадания. Алена была для него отработанным материалом, очередным «номером». Она отказалась подчиниться и поплатилась за это. Послушание – основа счастливой жизни, белый лозунг на стене красного зала каленым железом выжжен в сознании. Наказание за неповиновение – смерть.
Дмитрий задрожал, забившись в угол. Ему казалось, он видит лицо девушки – там же, в углу, полное презрения и ненависти. Она молчит, сжав зубы, сопротивляется яростно и жестоко, но он сильнее. И в какой-то момент она затихает, опустошенная, а его переполняет злая ярость и ощущение власти.
– Господи, что же я натворил… – выговорил юноша, и его голос в тишине кабинета прозвучал жалко.
Дмитрий, его тезка, до сих пор был жив. Молодой ученый видел его только сегодня, когда полковник заставил его рассказать Жене, как и за что его наказали и сослали в серый зал.
Тогда юноша в который раз подумал, что Рябушев слишком мягко обошелся с ослушником, а сейчас ему хотелось броситься туда, упасть на колени и просить прощения.
Дмитрия наказывали в камере несколько дней, и юноша не видел его. Доктор Менгеле вызвал своего ученика, когда бывшему товарищу выносили приговор.
Молодой ученый с трудом узнал его. Посеревшее безжизненное лицо, потухшие глаза.
– В лабораторию? – равнодушно поинтересовался полковник, присутствующий тут же. Геннадий кивнул. Как просто решалась человеческая судьба!
Несчастный упал на колени.
– Умоляю вас! Помилуйте, помилуйте! – застонал он.
Его тезка посмотрел на него с брезгливостью. В отличие от Аленки, которая выбрала гордую смерть, этот был жалок.
Доктор Менгеле прищурился через очки, стал похож на притаившуюся змею.
– Пусть ученик решает, что с ним делать, это, в конце концов, был его спор, – бросил он, кивая юноше.
– В лабораторию, однозначно. Он нарушил дисциплину, ослушался приказа, – без сомнений вынес приговор молодой ученый.
– Пожалуйста, не надо! Простите, умоляю, никогда больше, никогда… – заключенный заплакал, размазывая по лицу слезы и кровь, поднял умоляющий взгляд на полковника. Он был избит, на лице практически не было живого места.
– Все вопросы к товарищу Холодову, – пожал плечами Андрей Сергеевич, отворачиваясь. По нему было видно, что это дело тяготило начальника бункера военных. Дмитрий был неплохим человеком, никогда не был замечен в диверсионных мыслях, и, пожалуй, Рябушев даже жалел, что так получилось. Однако дисциплина есть дисциплина, проявишь слабость один раз – потеряешь авторитет, а это уже чревато бунтом.