Метро 2033: На краю пропасти - стр. 56
– Я лекарь и помогу тебе. Но если ты этого не хочешь, то можешь лечиться сама. А я просто понаблюдаю, как ты медленно зачахнешь, выплевывая кровь из своих больных легких. Нам, врачам, видишь ли, иногда очень интересно наблюдать за ходом болезни, чтобы своевременно понять, как у других это вылечить заранее. Что ж, можешь умирать, если тебе того хочется… – он отпустил Ольгу, забрав и спрятав нож. Отошел к койке и с невозмутимым видом принялся копаться в рюкзаке.
Она некоторое время лежала, не шевелясь, переваривая услышанное. Видимо, слова мужчины проникли в ее сознание, что-то изменив. Потом Ольга перевернулась на спину и, глядя на тусклую лампу, заговорила голосом, полным отвращения и боли, словами, неожиданно красивыми для девушки, извлеченной на свет из какой-то темной грязной избы в этом полном захолустье:
– Нет в этом мире никого, кому бы я верила. Небеса отвернулись, ад забыл давно обо мне. Тела матери и братьев съели червяки, а сына, что породил ОН, – пиявки в колодце, а я моего мальчика даже подержать не успела, глянуть в маленькое личико. Еще ОН не дал мне умереть, когда я захотела уйти вслед за сыном, бросил в яму и… и… Разве есть Бог? Или дьявол? А справедливость есть? – она надолго замолчала, вспоминая страшные картины прошлого.
Игорь не отвлекал, смешивая травы, которые надо было дать девушке. Ей же просто необходимо высказаться и понять, что все не может оставаться по-прежнему. Если мир перевернулся, то его надо возвращать обратно, и никто, кроме нее, не способен в этом разобраться. Когда могильный холод в голосе наконец сменится человеческим теплом, трудно было сказать. Скорее всего, этого уже не случится, но попытаться стоило. Каждый человек на счету в этом мире, и если отказываться от одного, то можно в итоге отказаться и от мира. Чем-то эта трагедия задела Игоря. Наверное, жестокостью и зверством существа, которое теперь трудно было назвать человеком – не то, что отцом. Оно оставило глубокий отпечаток в памяти, в душе доверчивой девушки. Потемкин сжал мешочек с травами так сильно, что на материи проступила влага. Жаль, что не задушил эту нелюдь собственными руками. Ой, как жаль. Девушка меж тем продолжала:
– Где свет, где тьма? Люди или нелюди? Звери, твари, все одно… Все только хуже и хуже, и нет ничего, что заставляло бы остаться в этом мире… Знаешь, мама… – глаза девушки увлажнились. Это было заметно даже при тусклом свете лампочки, очевидно, воспоминания о лучших годах все еще жили в голове Ольги, – много читала мне когда-то, много рассказывала, как устроен этот мир, обучала… красивым фразам по старым книгам, что у нас стояли в стенке. Много их было, интере-е-есные-е… А ОН… ОН их просто сжег! А потом убил всех… за их разумность. А меня оставил лишь для того… – она надолго замолчала. Видимо, знания, полученные из книг и вбитые в голову матерью-преподавателем, красивые слова и красивые сказки, безжалостно сожженные, но не выжженные из памяти, помогли ей не сойти с ума в том подвале и в тех условиях, какие предоставил ей отец. – Что светлого еще осталось в этом мире?