Метка рода - стр. 20
Всё чаще встречались на пути рощи. Всё теснее становилось отряду, так что стрелу уже не пустить да не проследить, куда та улетит. Для становища выбрали луг на берегу неширокой реки, на возвышенности, у крепкого высокого могучего деда-дуба, что вырос здесь, словно назло ветрам, на радость чужакам, что пришли с сухих степей, приняв под узловатые ветки — то сам Тенгри-отец покрывает, даруя покровительство. Добрый знак.
Бык взбрыкнул и обмяк, полилась густая горячая кровь на землю, загрохотали бубны, восславляя великую волю Тенгри, и неважно, что в чужих краях, под небом — под волей его все равны. Буйно запылал, взревел жертвенный костёр, взметнулся под самые ветви, листья опаляя жаром, озаряя крону. Понял Тамир, что высоко взобрался в нынешнее кочевье, давно не забирался так далеко от родных степей, и всё чаще вспоминал мудрость своего отец хана Ибайзара — чем выше поднимается величие, тем глубже должны быть корни. Мудрость эта крепким зерном осела в Тамире, а с этой Хавар[3] не давало покоя и всё сильнее горело под сердцем…
Тамир, щурясь на дым, неотрывно смотрел, как пляшет дикое пламя, как бьётся оно неуёмно, ощущая, как дух огня вливается в его тело, бурлит в жилах, толкаясь горячими потоками в предчувствии побед или поражений — то воля Тенгри-хана, хоть где-то в глубине на меньшее Тамир не согласен. Мужи пустили по кругу братчину, потянуло по лугу дымом, собираясь в лощинах влажных росистых, повеяло жареным мясом и варевом из котлов, привлекая духов да живность лесную, какой полнились чащобы — здесь она была другой, не такой, как в степях просторных и на дорогах. Давно, а может, ещё ни разу не чуяла она запаха снеди.
Трудный был путь до сени поляновских лесов. Диких, первородных. Лишь попадались деревеньки, к которым Тамир приказал не примыкать, народ мирный не тревожить — не каждый рад чужаку. Хотя они сейчас на виду: горели повсюду костры, шумели воины, празднуя после стольких боёв. Весело визжали женщины где-то в середине становища, слышались мужицкие хохоты, разгорячённые после распитого рога полынянки[4].
И всё же Тамир даже в этой глуши следил за всеми, настороженно поглядывая на серебристую ленту, тонувшую в вечернем горячем мареве. Непривычные места, даже не видно, где огненное око касается земли — чтобы взглядом проводить, нужно выйти туда, где попросторней. От того тесно было внутри и неспокойно.
— Тебе бы тоже отдохнуть, — отвлёк Тамира Итлар, брат по оружию и верный друг. — До княжества Каручая далеко, с ещё одной ночёвкой, если поторопимся.
Тамир допил остатки питья, оторвав взгляд от окровавленной бычьей головы, что повесили на крепкий сук. Развернулся к Итлару, глянув в сторону стойбища.