Метель - стр. 20
Он щелкнул зажигалкой, засветилась струя голубого газа, человечек протянул зажигалку вверх к доктору.
– Перхуша? А где ж он? – Мельничиха перевела взгляд своих карих, спокойных, слегка блестящих от выпитого самогона глаз на работницу.
– На скотном, – ответила та. – Позвать?
– Конечно, зови, пусть погреется.
Доктор наклонился к человечку, а тот со своей стороны уважительно привстал, вытянул зажигалку вверх сильнее, словно держа факел. Рука его покачивалась, и было заметно, что человечек пьян. Доктор прикурил, выпрямился, затянулся и выпустил широкую струю дыма над столом. Человечек тоже прикурил, убрал зажигалку в карманчик и поклонился доктору:
– Семен, Марков сын. Мельник.
– Доктор Гарин. У вас с женой одинаковые отчества?
– Да! – засмеялся человечек и пошатнулся, оперся о самовар, но тут же отдернул руку. – Марковна и Маркыч. Так угораздило, мать твою…
– Не матерись, – подошла мельничиха. – Присаживайтесь, доктор, откушайте чаю. Да и водочки с мороза-то не грех выпить.
– Не грех, – согласился доктор, которому очень захотелось выпить рюмку.
– А как же! Водка да чай – в мороз не скучай! – пропищал мельник, шатаясь, подошел к бутылке, обнял ее и звучно шлепнул по ней ладонью.
Бутылка была вровень с ним.
Доктор опустился на стул, Авдотья поставила перед ним тарелку, стопку, положила трехзубую вилку. Мельничиха взяла бутылку, слегка отпихнув ею мельника, который сразу сел на стол, ткнувшись спиной в краюху пшеничного хлеба, наполнила стопку доктора:
– Выкушайте на здоровье.
– А мне? – спросил мельник, дымя цигаркой.
– А тебе хватит ужо. Сиди, кури.
Мельник не стал спорить с женой и сидел, прислонившись к краюхе и дымя.
Доктор взял стопку, молча и быстро выпил, не выпуская папиросы из левой руки, подцепил вилкой квашеной капусты, закусил. Мельничиха положила ему в тарелку кусок домашней ветчины и жаренной на сале картошки.
– Марковна, надо еще чего? – спросила Авдотья.
– Не надо. Ступай к себе. А Перхушу к нам зови.
Авдотья вышла.
Доктор, затянувшись пару раз, быстро загасил папиросу в маленькой гранитной пепельнице, полной маленьких же окурков, и с жадностью принялся есть.
– Перху-у-шу! – презрительно протянул мельник, кривя и без того некрасивый, лягушачий рот. – Нашла гостя дорогого. Перхушу! Рвань! И срань!
– Мы каждому гостю рады, – спокойно произнесла мельничиха, наливая себе самогона, с полуулыбкой поглядывая на доктора и не обращая внимания на мужа. – Будьте здравы, доктор.
Платон Ильич молча кивнул с набитым ртом.
– А мне налей! – плаксиво выкрикнул мельник.
Таисия Марковна поставила свою поднятую было стопку, вздохнула, взяла бутылку и плеснула самогона в стальной наперсток, стоящий на маленьком пластиковом столике. Этот стандартный столик для маленьких людей доктор сразу и не приметил. Он стоял между блюдом с ветчиной и чашкой с солеными огурцами. На столике поблескивал наперсток, стояли стаканчики, тарелочки с той же самой закуской, что и на большом столе для обычных людей, только отрезанной по кусочку от большой закуски: кусочек ветчины, кусочек сала, кусочек соленого огурца, хлебный мякиш, соленый груздь, капуста.