Метель - стр. 9
«Нет!» – закричало из последних сил мое тело. «Подъем!» – приказал я ему, и медленно, с кряхтением начал свое восхождение в вертикальный мир живых. Закутавшись в одеяло, я доверился поддержке доктора, который вел меня к большому бурому занавесу.
– Оглянись.
Я осмотрел комнату с высоты своего роста. Деревянная отделка, рога оленя над кроватью. Маленькие лампы, вмонтированные в потолок, но не источающие свет. Картина с зеленым лесом над камином – тепло нарисованного лета, греющее душу.
Доктор одернул занавес, и мне в глаза хлынул ослепительный свет, озаривший комнату розовыми оттенками. Это был самый прекрасный свет, который я видел за свою однодневную жизнь. Он отражался миллиардами кристаллов по снежной поверхности раскинувшегося за огромным, во всю стену, окном города. Заходящее солнце отражалось в каждом окне величественных небоскребов, расположившихся вдоль главной улицы. В одном из них находился мой «охотничий домик» – лишь маленький уголок среди обширного стеклянно-бетонного пространства.
Громадным оно казалось лишь первое время. Чуть позже я увидел высокую стену в конце улицы, идущую по квадратному периметру за небоскребами.
Доктор следил за моим взглядом и прокомментировал увиденное:
– Мы пытались занять больше места, но не вышло. Гриб-обжора не пускает. Нас мало, а его там слишком много, и он с каждым годом наращивает свою сеть. Думаю, его мицелий уже под городом, просто ждет момента, когда бетонные улицы треснут от морозов, – доктор изменился в лице, грустная ирония отразилась в его взгляде на город. – Забавно: мы – последние люди, когда-то мы строили огромные города, погружались все глубже в землю и воду, взлетали все выше в небо, а теперь умещаемся на одной улице древнего города, построенного далекими предками. Живем и ждем, когда наступит конец, не в силах ничего предпринять.
Печальный монолог врача наполнил меня новой грустью. Я положил свою руку ему на плечо, но это совсем не выглядело ободряюще. Лишь неуклюжий жест человека, с трудом удерживающего равновесие. Мы смотрели на опускающееся за горизонт солнце, вместе с которым уходило и хрупкое чувство уверенности. Возможно, этот вечер был последним для людей – вот, что читалось в темнеющей тишине.
– Мусорщики каждый день уничтожают сети Гриба на стенах. Самая героическая профессия, – улыбнулся без радости врач.
– Откуда он взялся?
– Мы сами его создали! Точнее, не мы, а те, кто был до нас. У прошлых поколений накопилось очень много синтетических отходов. Большая часть перерабатывалась в новые продукты, но было и то, что выбрасывалось на свалки. Они почти не разлагались, вот и копились. Для их утилизации вывели особый тип известного ранее Pestalotiopsis. Так и назвали «Обжорой», поскольку он в считанные часы поглощал синтетику и особенно любил пластик. Интересным было то, что он просто поглощал ее, не выводя никаких продуктов из своего организма. Гриб просто разбухал и покрывался прочной коркой, будто впадая в спячку. Впрочем, его новая форма отлично горела в первые дни «спячки», превращаясь в золу. Так с ним и поступали. Сжигали. Ни гриба, ни отходов. Очень выгодно. Зола стала замечательным удобрением для почвы. По крайней мере, так говорится в записях, которые мы нашли.