Метафизика Петербурга: Французская цивилизация - стр. 37

Параллели такого рода, нечастые, однако отнюдь и не единичные, прослеживаются на всем протяжении «московского периода» русской истории. Более того, в некоторых случаях они имели непосредственное отношение к оформлению религиозно-психологических доминант своей эпохи. Представляется весьма показательным, что нередко они были обусловлены не только структурным сходством в развитии обеих держав, но и заимствованиями из общих источников.

Отметив наличие структурного сходства, нельзя забывать и о том факте, что никакой ненависти по отношению к французским протестантам московские власти не испытывали. Более того, когда волна гугенотов докатилась до прусских земель, у многих из них возникло желание ехать еще дальше и попытать счастья во владениях царя московского. Известно, что в 1688 году прусская дипломатия поднимала этот вопрос в ходе переговоров с русскими представителями и по прошествии известного времени получила от них вполне благоприятный ответ.

На основании этого разрешения, французские гугеноты вскоре появились на Руси и стали вливаться в состав населения Немецкой слободы практически с первых лет правления Петра I. С началом Северной войны, многие из них последовали за русскими войсками и, не дожидаясь формального заключения мира, стали обустраивать себе жизнь на территории новооснованного Санкт-Питер-Бурха. Опираясь на факты этого рода, историки раннего Петербурга пришли к выводу, что первоначальное французское население нашего города было по преимуществу протестантским, к тому же покинувшим Францию вполне сознательно86.

Что же касалось французских католиков, то они стали в массе своей прибывать на невские берега несколько позже – а именно в свите французского архитектора Ж.-Б.Леблона, или же после визита царя Петра во Францию, то есть начиная примерно с 1716-1717 годов. Психологический настрой этих иммигрантов был совсем иным – они подданными французского короля и вовсе не торопились рвать связь с далекой родиной.

Приневские земли были окончательно присоединены к Москве в составе Водской пятины Великого Новгорода к концу XV века. Как следствие, общие закономерности, коротко описанные только что на примере крупных центров русского государства, вполне применимы и к этой далекой, богом забытой периферии. Сформулировав это положение и остановившись на некоторое время с тем, чтобы сделать необходимые оговорки и дополнения, нам оставалось бы лишь обратиться к эпохе Петра Великого – и призвать читателя последовать за нами.