Место вдали от волков - стр. 8
И тут слышит его.
Он ее нашел. Он на улице. Стучит по воротам, выкрикивает ее настоящее имя, не то, которое вскоре напишут в титрах, а из документов школы в Гудзонской долине в часах и жизнях отсюда. Если бы она осталась на вечеринке, они бы разминулись. Но она здесь, у окна, а он, мой отец, который пока не знал про меня, у ворот.
Здесь сказка обрывалась. Видимо, ее настоящее имя, произнесенное на темной улице города, все испортило и окрасило картинку в черный. Дальше она ничего мне не рассказывала, словно время остановилось, когда она тем июльским вечером почти двадцать лет назад спустилась к нему.
Теперь могла начаться моя история. Я знала лишь, что если хотела что-то поменять, то должна покинуть этот подвал, отправиться туда, где меня не хотели видеть.
Мамина спальня, которую она делила со своим вторым мужем, находилась на первом этаже и выглядывала на подъездную дорожку, не сокрытую ни одним деревом. И мама в темноте слышала, как летучая мышь. Я дождалась, когда она включит фильм, и осторожно подняла чемодан над подвальной лестницей, не опуская его на грохочущее сломанное колесо. Выключила датчик движения от уличных фонарей и выскользнула на улицу через высокую заднюю дверь из стекла. Через нее мне было видно все, что происходило внутри, но оттуда никто не мог ничего разглядеть в разлитой снаружи темноте. Задний двор смотрел на скопление деревьев, и я могла обойти их и добраться до поворота на дороге по периметру по тропе, освещая себе путь позаимствованным из шкафа фонариком. Там, под ивой, я оставила чемодан, спрятав его под ежевичный куст. Вернусь за ним позже. Мама научила меня никогда не убегать без ничего.
Я помнила. Впервые я сбегала в девять – и она была со мной.
Мы вдвоем стояли на обочине, моя одетая в лохмотья разъяренная мама и я, немытая и беспокоящаяся, что нас собьют. Мы держали табличку из истрепанной картонки, на которой аккуратно разноцветными маркерами написали: Подвезите нас в город. Хорошая компания. Милый ребенок. Мама умеет петь. Последнее – преувеличение. Из всех любимых вещей нам удалось спасти из дома только чемодан и ящик из-под молока – пока из своей мастерской не вышел волосатый социопат и не обнаружил, что мы сбежали. Так мы называли моего папу, чтобы не упоминать его имя. Произнесенное, оно будто давало ему силу, а он больше не имел над нами власти. Мы не смогли вынести из дома все, что хотели, а когда вместе отправились копать землю за помидорами черри – в саду на заднем дворе были посажены их ряды, – мама не нашла, что искала. Время вышло. Он мог обнаружить нас в любую минуту. Закончит рисовать – и узнает, что мы сбегаем от него.