Место под звездами - стр. 4

– Если расскажешь об этом хоть кому-то, я оторву твой язык. Ты меня понял?

Я поверил ему, потому что он любил рассказывать истории про плохих парней с татуировками и без языка. Струсив, я закивал головой.

– Молодчина. Я знал, что мы поймём друг друга, – легонько похлопал меня по щеке дядя, – ты, вроде как, чайник хотел выключить? Так вперёд.

Это был знак, что можно убегать – отлично. Я ждал этого больше, чем что-либо, поскольку от стойкого странного и незнакомого запаха в ванной становилось дурно. Вдобавок, мне ох как хотелось расспросить кого-то о том, что я сделал, но вовремя вспомнив про «оторву язык», вновь становилось страшно.

Как выяснилось позже, Элвис не думал прекращать запирать нас в туалете. Стоило остаться нам одним, он снимал трусы и показывал мне что нужно делать. Дядя сказал, что это такая игра, но она мне не понравилась. Я больше не хотел оставаться с ним дома.

Мне не нравилось играть во «взрослые игры», как назвал их дядя… Потому что с каждым разом они становились грязнее и грязнее.

Теперь я не люблю быть один. Буквально.

Оставаясь наедине с собой и каждый раз прикрывая глаза, я видел только его руки, которые резкими движениями расстёгивали ремень. Когда наступала тишина, я слышал только его упрашивающий взять голос. Я не мог выбросить эти живые картинки из головы, я не мог стереть свою память, сколько бы не старался. Парадокс заключался в том, что чем усерднее ты стараешься о чём-то забыть, тем больше ты об этом думаешь.

Каждая наша встреча с дядей сопровождалась моими слезами. Я понял, что он так легко не откажется от меня, и когда он попытался заставить работать меня не только руками, я познал животный страх. По телевизору часто показывали передачи про животных. Так я смог узнать, что, когда крыса оказывается загнанной в угол, чтобы спастись, она нападает. Я на секунду превратился в крысу.

В тот злополучный вечер я оставил длинную царапинку на бедре Элвиса. Он посмотрел на меня взглядом, от которого захотелось спрятаться и, схватив за волосы, бросил на толчок.

Я поспешил радоваться, надеясь, что теперь то он оставит меня в покое, однако я именно что поспешил.

Наши тайные взрослые игры продолжались долго. Почти год. Один раз нас чуть было не застукала мама.

– Эй, кто заперся в ванной. Ной, это ты там? – она много раз в нетерпении постучала по двери.

Элвис сжал мой рот своей липкой ладонью, приблизился к лицу и выпученными глазами, как у рыбы, велел молчать.

– Это я, Флора, – отозвался дядя, – я скоро выйду.

Мама извинилась и что-то сказала за стирку, но я её не слушал из-за пульсирующей боли в затылочной области. Благодаря Элвису я научился плакать бесшумно. Стоило ему расстегнуть ширинку, я впадал в некий транс и становился его безвольной куклой, которыми обычно играет моя кузина Пейдж, дочь Элвиса.