Место для нас - стр. 50
Амар и Лейла молча стояли на кухне. Он смотрел, как дождь стучит по окнам. Она физически ощущала исходивший от него гнев, как пар, поднимавшийся из кружки с горячим чаем. Наверху тем временем Хадия или Худа с шумом захлопнула двери и бросала вещи в знак протеста.
Амар показал на стекло и сказал:
– Смотри, когда дождь становится сильнее, капли быстрее соединяются в струйки.
Она прижала палец к губам, чтобы заставить его замолчать, но, повернувшись к окну, увидела, о чем он толкует.
Лейла дождалась, когда непогода кончится, и вышла в сад – проверить грядки с томатами, посмотреть, не повредил ли ливень овощи. Влага от мокрой травы просачивалась через подошвы сандалий. Все в порядке. Маленькие зеленые томаты только начали наливаться.
Амар наблюдал за матерью, стоя за раздвижной стеклянной дверью, прижав к стеклу лицо, так что его брови казались странно плоскими. Она пыталась не улыбаться. Он так одинок в их доме. Хадия и Худа всегда были готовы прийти на помощь друг другу. Она помахала сыну, и он вышел к ней. Хадии с Худой не было видно у окна, так что они не могли обвинить ее в особом отношении к Амару.
Они шли по саду, он держался рядом. Что такого он заметил, чего не заметила она? Он схватился за лист базилика, словно желая поиздеваться над ней, показать, что до сих пор зол, но отпустил лист до того, как он оторвался. Кустик задрожал, и крохотные капельки разлетелись во все стороны. Ее сын умел замечать струйки дождя на стекле. Она не учила его этому. Чему вообще она могла научить его? Как ему вести себя в мире, где существуют не только правила хорошего поведения?
Амар посмотрел на нее с немым вопросом в глазах: «Ты уже простила меня?» И потому, что он посмотрел именно так – первоначальный гнев потух, сменившись застенчивостью, – она поняла, что весы власти вновь склонились в ее сторону и она может усилить в нем чувство вины. В надежде, что в следующий раз он подумает дважды, прежде чем сорваться.
– Знаешь, отец очень рассердится, если увидит, что ты наделал.
Детям безразличны ее обиды. Может быть, потому что для ребенка мать всегда будет оставаться в первую очередь матерью и никем иным.
– Я уже знаю.
Он сунул руки в карман, глянул на нее краем глаза:
– Ты ему скажешь?
– Нет.
– А они?
Он кивнул в сторону окна Худы. Как быстро он отделил себя от сестер!
– Может, не скажут, если извинишься.
Он сразу скис. Почему ему так трудно извиниться перед другим человеком? Он считает это высокой ценой. Пустой тратой чего‐то личного и драгоценного. Только теперь, став матерью, она остро чувствует упрямство и гордость, свойственные людям, а вместе с ними желание быть верной и великодушной, а также противоборство этих эмоций.