Местное время – любовь - стр. 8
– Лена, нужно позвонить в Германию.
Опять за свое! А слова любви? А забота? Ведь целый час не виделись!
Может, плюнуть на все и начать жизнь заново? Хотя заново, наверное, будет все-таки сложновато. Беременной-то… Ладно, позвоню в Германию.
Видно, все беременные одинаково депрессивно недоверчивы к своим мужьям, а все мужья беременных совершенно не понимают. Не понимают, что прежней жизни конец. Ребенка еще нет, а все уже по-другому, реагировать надо на все иначе, постоянно говорить жене, как они, то есть мужья, счастливы и как благодарны…
Да, мужьям этого не понять, не тонкие они натуры, не мягкие. Просто даже черствые. Что там в книжках пишут? Они с Марса, мы с Венеры? Жаль, никак нельзя сейчас на Венеру. Ну да ладно, главное – мне бы ребенка родить. А там его в рюкзачок – и вперед, покорять новые горизонты. Будет себя муж и дальше так же безрадостно вести, мы и без мужа обойдемся. Сейчас, конечно, сложно. Чувство незащищенности очень острое. И потом – кого же я буду все время пилить? Муж останется недопиленным? Не выйдет! Пусть и дальше терпит, в конце концов, ребенок не только мой!
Роды были преждевременными, очень тяжелыми. «Скорую» вызывала себе сама, в роддом привезли не в самый лучший, а в самый ближний – задача врачей была довезти, успеть, спасти.
Довезли, успели, спасли. С трудом. Обоих.
И все, про рюкзачок я забыла сразу. Тот животный ужас, который я испытала при мысли, что мой сын мог не родиться, сразу пригвоздил меня к земле. Я перестала соображать наполовину, и из этого состояния меня вытаскивала вся семья месяцев шесть, если не больше.
Муж не отставал и даже, можно сказать, был на передовой. Вставал со мной ночью, переодевал ребенка, подогревал смеси, просто сидел рядом, пока я кормила Павлика. Для меня это было очень важно. Я думала: ну вот, наконец в нем проснулся отец. Да и пора, ведь уже за тридцать. Как раз тот возраст, когда мужчина начинает понимать, что такое семья, что такое дети.
Как бы не так! Отец-то в нем проснулся, но соображать, видимо со сна, как положено еще не начал. Ведь каждый по-разному просыпается. Вот я просыпаюсь и сразу включаю все мысли, сразу сосредоточиваюсь на сто процентов – «что», «когда», «зачем». Наш старший сын, просыпаясь, всегда ненавидит весь белый свет. И так он всех ненавидит примерно до обеда. Сергей же, проснувшись, тормозит, впадает в прострацию. То есть вроде уже ходит, готовит завтрак, ест, но разговаривать с ним бесполезно. Не добьешься ничего. Похоже, и отец в нем просыпался немного заторможенно. То есть как бы этот отец уже не спит, но еще до конца не понял, что у него родился сын, а главное – еще не успел его полюбить так, чтобы до боли в сердце, чтобы ни вздохнуть, ни выдохнуть. Сразу проснулись только гордость – как же, наследник родился! – и сознание того, что это очень даже хорошо – выполнить основной родительский долг перед ребенком, то есть его родить.