Месть самураев (трилогия) - стр. 43
– Ты думаешь, она хотела предупредить нас? – спросил Натабура, в десятый раз ощупывая годзуку.
– Это и коту понятно… – укорил Язаки собственный страх. – А ты ее стрелой!.. Может, она нам жизнь спасла? Иногда Горные Старухи покровительствуют племенам, иногда одиноким путникам. А сикомэ, которых ты называешь бессмертными, попадали и в нашу деревню.
– И что вы их?..
Язаки замялся, испуганно кося, как набедокуривший кот:
– В общем… понимаешь, так немножко… совсем немножко…
– Хоп?.. – подтолкнул его Натабура, уже зная ответ. – Чего бормочешь? Кими мо, ками дзо?
– Заставляли работать или… или… – даже стыдливо отвернулся, словно не хотел договаривать.
– Хоп?..
– Продавали в рабство… – шмыгнул носом Язаки.
– Теперь все ясно, – насмешливо хмыкнул Натабура. – Если доживем до утра, то это будет чудо.
– Тогда давай копать сейчас?! – взвился Язаки. – Чего сидим?! – Откуда только силы взялись.
– Погодь… – сказал Натабура, наблюдая, как здоровенный и толстый ёми в накидке из леопардовой шкуры спорит с шаманом Байганом, который снова возник из пагоды. Спорили они неистово, словно решалось что-то важное и никто не хотел уступать – только за грудки не хватали. Хан-горо! Вождь! – догадался Натабура. Но где я его видел? И при каких обстоятельствах? Явно не при самых лучших.
Каждый из спорящих периодически тыкал в темноту и неистово жестикулировал. Потом озабоченно пробежал Антоку – малый лет пятнадцати с неизменным луком в руках. Внезапно в круг света влез не кто иной как седой Такаудзи, но почему-то лысый, в одежде буддийского монаха – да не кого-нибудь, а Бэнкэя, слава о котором, видать, докатались и до этой глухой стороны мира. Натабура только успевал удивляться. И вдруг все понял – сугоруку! Та, которую я видел в кошмарах. Как я раньше не догадался. Сугоруку, в которую играли и вождь, и Антоку, и Такаудзи в виде монаха Бэнкэя! И еще! И еще многие! Он еще не все вспомнил, но сообразил, что Такаудзи тоже хочет участвовать в игре. Нет… не может быть… потому что в реальной жизни духи редко главенствуют над людьми. Значит, сугоруку – это игра, в которой властвуют духи, и одновременно коридор между мирами.
– Язаки! – повернулся он, чтобы поделиться открытием. – Если это сугоруку, то по-другому нам отсюда не выбраться! Язаки!!!
Друга нигде не было. На столе лежал забытый кусок мяса. Откуда-то доносились странные звуки, словно возилась большая, толстая свинья.
Натабура обнаружил Язаки в самом дальнем углу, где были свалены козьи и овечьи шкуры, – Язаки копал так неистово, что Натабура закашлялся от пыли и земли, которые Язаки выбрасывал из-под себя, словно барсук.