Месть оптом и в розницу - стр. 2
– Батюшка, и как же это вас так угораздило, в постный-то день?!
– Г-г-осподь не осужд-д-дает страждущих… поелику… – Поп замолчал, видимо потеряв ускользающий хвостик мысли. Вообще, тело его упорно кренилось из стороны в сторону, угрожая в любой момент рухнуть прямо на дорогу. Поднимать его заново нам не улыбалось. Мы аккуратно прислонили батюшку к милицейской машине. Неожиданно где-то глубоко в складках рясы вдруг раздалось громкое лошадиное ржание. Я испуганно отскочила в сторону, Коля тоже, похоже, растерялся. В результате наши недавние усилия пошли прахом, бренное тело святого отца все же свалилось рядом с грязным колесом уазика. Ржание продолжалось. Склонившись над необъятным торсом, я услышала: – Матушка, етить ее… это самое… звонит.
– Слышь, сержант, это сотовый у него, видимо, – догадалась наконец я, – достал бы… Хоть узнаем, откуда он ехал такой хорошенький.
Николай с видимым отвращением заелозил рукой по груди батюшки, выудил из складок рясы маленький телефонный аппарат, продолжающий ржать, нажал кнопку и поднес трубку к уху.
– Алло, здравствуйте, сержант Скворцов слушает… Да туда, туда вы попали, только батюшка ваш не в кондиции сейчас слегка, ответить не может… Перебрал напитков горячительных.
Выслушав довольно долгие объяснения матушки, парень выключил аппарат и задумался.
– Ну, и чего теперь с этим бугаем делать? – почесал он затылок. – Бросать на дороге вроде не положено. Мало ли что… Но не ждать же, пока он протрезвеет… Судя по всему, он еще часиков шесть прокемарит за милую душу. – Николай устало посмотрел на меня. – Вы куда ехали-то, девушка?
– В Дупло… – рассеянно отозвалась я, но тут же спохватилась: – Ой! То есть, простите, товарищ сержант, в деревню Лисицино я имела в виду.
Милиционер подозрительно посмотрел на меня, видимо, заподозрил в том, что моя бедная голова помутилась от смачного амбре батюшки. Я потупилась, но больше на эту тему распространяться не стала. Не объяснять же Скворцову, что старинное родовое гнездо нашей семьи никто, кроме как Дуплом, давно не называет. Когда три года назад, после смерти бабушки Александры Федоровны, мне досталась половина дома в деревне Лисицино, я, по чести сказать, была не в восторге. Садово-огородные дела никогда не привлекали меня, даже отвлеченно. Сидеть на грязных грядках пятой точкой кверху три месяца подряд и получить с чахлых помидорных кустиков пять-шесть кило плодов! Или еще смешнее: копаться, как кроту в земле, до ломоты во всех суставах вскапывать целину, сажать, поливать, окучивать, собирать колорадских жучков – и все эти мучения ради пары мешков картошки, которая может и не вполне уродиться, в зависимости от капризов погоды. По моим подсчетам, проезд и перевозка урожая в город обойдется где-то раза в два-три дороже, чем купить тот же самый натюрморт на ближайшем рынке. Но ехать вступать в наследство все же пришлось. Неожиданно уютный домик на окраине деревни мне очень даже понравился. Тихо, воздух свежий, птички поют. Беседка, увитая плющом, банька с сауной – просто мечта поэта, а грядки, в принципе, можно и не разбивать… Домик представлял собой сруб с двумя отдельными палисадниками и двумя симметричными входами – справа и слева. Сад, баня и гараж – общие для обеих половин. Огорода в округе дома я не заметила. Зато сад поразил неожиданным великолепием. Фруктовые деревья – яблоня, груша, слива – как раз цвели в момент моего первого посещения Лисицина, окружая постройки удивительно живописным кольцом. Окна моей половины тонули в душистых зарослях сирени. Я сразу безоговорочно влюбилась в это место. Все три года с тех пор отдыхаю только здесь. Летом чаще, зимой – пореже. Когда я впервые привезла в деревню гостей, все охали, ахали, восхищенно причмокивали и полной грудью вдыхали чистый кислород.