Месть идеальной женщине - стр. 1

«Хочу просыпаться с тобой».

У Клер заныло в душе. Напишет ли для нее кто-нибудь такую записку? Эбби уже несколько недель пребывала в приподнятом настроении, буквально витала в облаках – и все из-за странного чувства, которое называется любовь.

Клер осеклась и напомнила себе, что быть независимой и свободной лучше, безопаснее. С нее уже достаточно переживаний. За прошедшие две недели она потеряла человека, который был для нее наставником и лучшим другом. И все же она испытывала зависть.

– Очень мило. – Она отдала записку и сдержанно улыбнулась. – Свадьба в эти выходные?

Эбби, секретарь фирмы, энергично кивнула и положила записку обратно в букет, которым любовалась Клер.

– Как я им уже сказала, – она махнула рукой в сторону девушек в приемной, – после субботы я написала ему сообщение: «Мы не можем вечно просыпаться вместе…»

Она осеклась, только сейчас вспомнив, с кем разговаривает. Секретари словно по команде опустили глаза.

«Я никогда не просыпалась вместе с ним».

Клер вообще никогда ни с кем не спала, но не могла никому об этом рассказать. Это было отмечено особо в ее контракте с Виктором Ван Эйком.

Все в компании думали, что ее отношения с начальником давно уже перестали быть просто рабочими. Слухи и сплетни расползались по их бизнес-центру подобно вирусу, но Клер молчала. Она слишком ценила и уважала своего начальника. Клер старалась убедить себя, что мнение окружающих ничего для нее не значит. Виктор был очень добр к ней. Именно он подтолкнул ее к созданию фонда, о котором она так давно мечтала. Такая ничтожная ложь казалась малой платой за поддержку.

Когда же Виктора не стало, его семья отказалась впустить ее в свой дом. Клер так и не удалось отдать дань памяти своему благодетелю.

Клер всегда была сдержанной, а когда дело касалось ее личной жизни, даже скрытной. Но смерть человека, который так ей помогал, стала настоящим ударом. Она была ошеломлена.

К счастью, у нее было место, где она могла переждать неделю, смириться с потерей. По иронии судьбы, это был приют, что постоянно напоминало ей, как важны для детей-сирот дом и ее фонд.

Теперь Клер чувствовала себя особенно одинокой. Она старалась не отворачиваться от коллег, которые говорили гадости у нее за спиной. Слезы то и дело подкатывали к горлу, а душа превратилась в ледяную пустыню. Дело было не только в безвременной кончине Виктора, хотя именно она повлекла за собой настоящее отчаяние. Неужели она осталась совершенно одна?

Позади Клер открылись двери лифта. Волей-неволей ей пришлось выйти из забытья. Она обернулась и увидела группу охотников в костюмах – точнее описать толпу этих деловых людей было нельзя. Последним неторопливо вышел высокий, стройный мужчина с превосходной осанкой и весьма надменным видом – безусловно, лидер этого отряда. Его лицо было словно высечено из камня, но в первую очередь внимание привлекал шрам. Сначала это было единственное, что заметила Клер. Тонкий светлый шрам начинался на виске от линии роста волос и спускался вниз, заканчиваясь у рта.

Взгляд карих глаз мужчины был внимательным и серьезным: так воин осматривает территорию, которую собирается покорять. Его серый костюм из дорогой ткани, без сомнения, был сшит на заказ именитым портным. Он выгодно подчеркивал спортивную фигуру. Незнакомец оглядел помещение, вызвав сдержанный, но страстный шепот среди секретарш.

Клер замерла. Похоже, дело серьезное. Но единственное, что она смогла сделать, – взглянуть мужчине прямо в лицо: этот человек не должен понять, что напугал ее.

Мужчина выдержал ее взгляд. Где-то в глубине этих бездонных карих глаз с золотыми крапинками мелькнул мужской интерес к ее дерзкой особе. Его взгляд остановился сначала на ее губах, спустился к расстегнутому воротнику рубашки, а затем словно полностью освободил ее от одежды.

Клер стиснула зубы. Ей было неприятно, что ее так откровенно разглядывают, но тут произошло что-то странное. Обычно подобная дерзость заводила ее внутренний механизм, отвечающий за ядовитый сарказм, но сейчас он бездействовал. Клер словно лишилась сил и одновременно воспарила. Ей вдруг стало тепло, словно кто-то раздул огонь на пепелище ее души.