Мертвый город - стр. 47
Однако, ах!.. Я не могу сдержаться. Мне надо рассказать тебе нашу главную новость! (Пожалуй, мама уже сообщила об этом? Хотя нет, вряд ли, она никогда не пишет ни о чем забавном.)
У нас новый священник!
Сейчас ты наверняка спрашиваешь себя, что здесь такого особо интересного. О пьянстве пастора Эйнара известно всем, и вообще странно, как он смог продержаться у нас так долго. Мама сердится на меня, когда я говорю об этом, но он становился все хуже и хуже в последние годы. Лена рассказывала мне, что ее папа видел, как пастор Эйнар лежал и спал на дороге несколько недель назад, и без брюк! Наверное, нет ничего плохого в том, когда ты говоришь все как есть?
Ну, вот. Самое интересное здесь не то, что у нас новый священник, а то, что никто не знал о его прибытии! Здесь, в городе, обычно известно все, обо всём и всем (на днях Альберт из аптеки спросил меня относительно твоей новой квартиры!), но это было как снег на голову. Мама рассказала мне о нем, поскольку повстречалась с ним на этой неделе, однако я думала, что новый парень, о котором она говорила, кто-то вроде служки, а никак не священник. Все перешептывались, когда мы вошли в церковь. В прошлое воскресенье проповедь читал Эйнар, и его бормотание едва было слышно, но когда мы пришли на службу, посвященную началу адвента, он молча сидел в первом ряду, а за кафедрой стоял пастор Матиас.
Он ужасно стильный… Ах, извини, Маргарета, наверное, нельзя говорить так о священнике? Но это правда! Он выглядит как кинозвезда, с его густыми белокурыми волосами и светлыми глазами. Они серые, как туман, с длинными темными ресницами, как у девочки. Он не особенно высокий – мама, пожалуй, даже чуть выше, чем он, но я ведь тоже не отличаюсь большим ростом, так что для меня это нормально.
Если верить Матиасу, его прислали из Стокгольма помогать в наше трудное время Эйнару с приходом, и он вроде как очень хочет знать все о Сильверщерне. А когда он начал проповедовать, это было так здорово!.. Знаю, что, когда говорил Эйнар, моя внимательность всегда оставляла желать лучшего (да и твоя тоже!); зато сейчас я сидела словно околдованная. У него такой красивый голос… нежный и мягкий, как бархат… и говорил он тихо и спокойно, поэтому всем приходилось соблюдать тишину, чтобы слышать его. И тишина стояла такая, что звук падения булавки, пожалуй, показался бы в ней раскатом грома! Матиас рассказывал о Царствии Небесном, и совсем не так, как обычно делал Эйнар, – не о парящих ангелах и золотых вратах, а о нем как о чувстве. О создании его здесь, на земле. Это было так красиво, что я вся дрожала.