Мёртвое время - стр. 22
Девочка тут же спрятала руки за спину. Мелкие светлые кудри неопрятной мочалкой, странная (старинная?) пижамка в кружевах, невинные серые глаза, бледная с прозеленью кожа.
– Я всё видела, – погрозила ей пальцем матушка Шанэ. – Брось баловство, – и, расстегнув пальто, она присела на корточки рядом с ребёнком и тихо спросила: – Дочка, а ты понимаешь, что сейчас пыталась убить совсем не того, кто виновен в твоей гибели? Что со времени твоей смерти могло пройти и тридцать, и пятьдесят лет? И что когда ты умерла, этот мужчина ещё даже не родился? А?
Девочка покраснела, её глаза забегали.
Рьен тихо крякнул на «пыталась убить», сдвинул документы и достал из ящика несколько чистых листов, перо и склянку.
– Как призрак выглядит? – спросил он сосредоточенно, прокалывая склянку. – И почему вы решили, что девочка из очень далёкого прошлого?
– В Семиречье я живу тридцать лет, – матушка Шанэ погладила рыжего котёнка, – но такой пижамы ни разу не видела. Хотя, как ты знаешь, у меня четыре дочки. А ещё её колдовство, сынок. В ней ощущается очень много колдовства. Столько ни за год, ни за десять лет не накопишь. Нет, она спала, копила силу, но недавно отчего-то проснулась. Неприкаянные часто впадают в спячку, но во сне впитывают всё губкой. Особенно туманы Мёртвого времени.
– Опишите, – попросил Рьен. – Всё. От лица до пижамы.
– Одну минутку, сынок. Баловать не будешь? – строго посмотрела на ребёнка матушка. – Не будешь – выпущу.
Девочка закусила губку и застенчиво кивнула. Рыжий, точно всё понимая, стёр лапкой часть круга, предупреждающе фыркнул на призрачную гостью и вслед за серым полосатиком запрыгнул в кресло, тоже затаившись на спинке. Матушка Шанэ, сняв пальто и вытерев о половик ноги, устроилась в кресле с котами и указала девочке на второе, пустое. Та, помедлив, села на краешек и опустила глаза.
– Лицо узкое, худое, – начала матушка, – аж скулы торчат. Нос лисий и в веснушках. Подбородок маленький, остренький. Губы… у Сьята похожие, только тоньше. Волосы кудрявые, но колтуном нечёсаным, а длина по лопатки. Ушки маленькие. Очень худая, словно её давно не кормили толком. Росточком мне вот так…
Рьен быстро зарисовал и, когда матушка замолчала, показал черновой портрет. Девочка вдруг радостно захлопала в ладоши.
– Похожа, – одобрила матушка. – Теперь пижама. Верх как платье, почти по колено, узкая в груди, широкая книзу. Пуговицы разноцветные, два ряда – спереди и сзади. Ткань неплохая, тонкая шерсть, тёплая. Рукава длинные, ниже запястья, и все в таких кружевах… Знаешь, сынок, словно на неё сотни крохотных бабочек сели – от пальцев до плеча, по всему рукаву. Ни разу, говорю же, таких не видела. Штанишки чуть ниже колена – и тоже как в бабочках по бокам. Цвет… непонятный. Явно пёстрая была ткань, с рисунками, но её застирали до неопрятных пятен. Бабочки эти тоже, можно сказать, серые.