Мертвая зыбь. Хроника операции «Трест» - стр. 32
Теперь уже Потапов и Якушев не могли удержаться от смеха.
– Нет, я вам скажу, – продолжал князь, – я вроде Пьера Безухова – многому обучился. Валенки подшивать – вот это моя работа. Клеенкой обшил – кожа дефицитная… Но главное – какие там дискуссии были: меньшевики с эсерами, анархисты и с теми и с другими, – вообще насчет духовной пищи там обстояло хорошо. Меня в библиотекари выбрали, культурно-просветительная работа кипела. Концерт Шаляпина устроили для политзаключенных в Бутырках в двадцатом году. Какое наслажденье! Где, в какой тюрьме это услышишь?
– Если вас послушать, князь, то ведь это райское житье! – криво улыбнулся Якушев.
– Ну, не райское, далеко не рай. Ходит вокруг тебя какой-нибудь субъект, рассуждает о бессмертии души, а потом и нет его – «приговор приведен в исполнение». А другому, смотришь, заменили – дали десять лет, «красненькую через испуг» это называлось у бандитов… А вот к шпионам относились брезгливо… даже бандиты и спекулянты.
– И вы давно на свободе? – спросил Якушев.
– Вторая неделя пошла.
– Как же это произошло?
– Довольно просто. Вот Николай Михайлович знает…
– Не преувеличивайте.
– А мне прямо сказали: «Вы товарища Потапова знаете? Он сказал, что вы из толстовцев». Ну это, говорю, было. Я с толстовцами давно разошелся на почве непротивления злу. Непротивление? Этак всю Россию растащат по кускам. «А теперь, – спрашивает следователь, – какие у вас убеждения?»
– А в самом деле, какие?
– Такие, какие и были, отвечаю. «Бытие определяет сознание». Только прежде у меня между бытием и сознанием был разрыв, мешал титул, поместье. А теперь ничего нет, какое бытие, такое и сознание. «Вы, – спрашивает, – не у меньшевиков набрались этой философии? А то смотрите, как бы мы вас за меньшевизм не потянули». А потом вдруг говорит: «У вас дочь во Франции, в Ницце. Почему бы вам к ней не поехать?» Я, признаться, онемел. Потом думаю: а ведь они не шутят. И в самом деле, что мне на шее у Ветошкина сидеть?
– Значит, едете? – в изумлении спросил Якушев.
– Вот к генералу пришел посоветоваться. Он умница.
– Что же вас держит?
Князь долго молчал, потом поднял старческие, еще зоркие глаза и вздохнул:
– Россия. Я все еще живу в Зарайске. Утром, на рассвете, выхожу в садик. Морозец, снег скрипит, надо мной наше небо. С детства привычное, русское небо. Ну, допустим, там, в Ницце, оно ярче, светлее… пальмы, море… Зять мой – француз, граф де ла Нуа. Метит в послы. И в доме, наверно, эти… соотечественники, желтые кирасиры… И кончится все это чем? Склеп на горе, на кладбище под Ниццей. А все мои деды, прадеды, все спят в русской земле. И мне бы к ним, последнему русскому потомку удельных князей Тверских…