Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай - стр. 9

– А я слышал немало весьма лестных слов о двух бриллиантах, сверкающих на лице доньи Беатрисы де Бобадилья, и знаю, что они по-прежнему принадлежат тебе, насколько это допускает благосклонность благородной дамы к своему верному рыцарю.

– Ах, господин мой король! Если наше приключение кончится так же благополучно, как началось, я, наверно, и вправду буду просить вашу милость помочь мне в этом деле.

Губы короля чуть тронула обычная спокойная усмешка, но в это время к ним вплотную подъехал граф де Тревиньо и прервал их разговор.

Ночь Фердинанд Арагонский проспал как убитый, а едва рассвело, снова был в седле. Отъезд королевского кортежа из Осмы совсем не походил на его скромное прибытие. Фердинанд в рыцарском одеянии ехал на благородном андалузском скакуне; роскошные наряды его приближенных еще яснее свидетельствовали о том, кто они такие. Их сопровождал усиленный эскорт копейщиков, во главе которых встал сам граф де Тревиньо. Так они двинулись в путь и 9 октября достигли города Дуэньяса в Леоне, расположенного по соседству с Вальядолидом. Недовольная Генрихом местная знать поспешила изъявить свою преданность арагонскому принцу; ему были оказаны почести, соответствующие его высокому званию и еще более высокому предназначению.

Многим изнеженным в роскоши кастильцам представился случай убедиться, каким суровым воздержанием дон Фердинанд уже в столь юном возрасте – ибо ему едва минуло восемнадцать – закалял свое тело и дух, чтобы никому не уступать в бою. Самые трудные воинские упражнения были его утехой, и, пожалуй, во всем Арагоне не нашлось бы рыцаря, который мог бы превзойти его на турнире или на поле битвы. При этом природная красота дона Фердинанда нисколько не пострадала; он был истинным принцем, а потому палящее солнце, охотничьи забавы и ратные подвиги не оставили на его лице никаких следов, кроме легкого загара.

В течение четырех-пяти следующих дней благодарные кастильцы с восторгом внимали словам короля, не зная, чему отдать предпочтение: его непринужденному красноречию или осторожности в выражении мыслей. Последнее качество можно было расценить как признак преждевременной холодной расчетливости, однако у того, кому предстояло укрощать противоречивые страсти и эгоистические желания людей, это свойство было немалым достоинством.

Пусть соловей, в тиши ночной звеня,

Поет один, – ему внимает лес;

Тебе же петь в сиянье ярком дня

И славить всю гармонию небес;

Но мудрецу в его паренье близко

И небо и очаг в лачуге низкой.

Вордсворт[13]

Если вспомнить, к какому мудреному способу пришлось прибегнуть Хуану Арагонскому, чтобы уберечь своего сына от вездесущих и безжалостных слуг кастильского короля, то станет понятно, с каким нетерпением и страхом ожидали завершения этого рискованного предприятия в самом Вальядолиде. Однако пора представить читателю тех, кто с особым вниманием следил за приближением Фердинанда Арагонского и его спутников.