Мерцающий огонь - стр. 19
Он не подозревал, что вот-вот познакомится с девушкой, которая навсегда изменит его жизнь – и жизни многих других людей.
– Теодор, это правда? – тихо спросил Нолан Браун, перегнувшись через элегантный стол в бальном зале.
Они только что покончили с десертом. Речи подошли к концу, и дирижер в белом смокинге стоял перед оркестром, постукивая палочкой.
Теодор потянулся за бокалом шампанского:
– Что правда?
– Я слышал от Огилви, что поступает все больше заказов на самолеты. Как ты на это смотришь?
Теодор бросил взгляд на часы – на утро у него было назначено несколько встреч, и танцевать ему совершенно не хотелось. Он ждал возможности сбежать с вечеринки.
– Знаю только, что Чемберлен после марта изменил свое мнение – наконец осознал необходимость подготовки к войне.
– Ты не ответил на вопрос. Сколько самолетов? Полсотни? Сотня?
– Двести бомбардировщиков, – ровно проговорил Теодор под тихую оркестровую увертюру.
Нолан поднял свой стакан скотча так, будто собирался произнести тост:
– Что ж, ладно. На этой ноте мне захотелось танцевать! – Он повернулся к своей жене: – Пойдем, дорогая. Отпразднуем.
Кокетливо улыбнувшись, она взяла его за руку.
– Отпразднуем приобретение еще двух сотен машин для убийства? Иногда задаюсь вопросом, за кого я вышла замуж.
Они, смеясь, удалились. Теодор, оставшийся в одиночестве, чувствовал себя подавленным. Танцпол оккупировали пары, отплясывающие свинг под мелодию Don't Sit Under the Apple Tree[9].
Мгновение он наблюдал за гостями, подумывая откланяться, но тут к нему подсел другой его коллега, Фрэнк Смит, чтобы обсудить модернизацию фабрик при вступлении Великобритании в войну. Вопрос казался важным, и Теодор, до этого момента увлеченный исключительно подаваемой едой и напитками, обрадовался возможности провести вечер хоть с какой-то пользой. Он настолько погрузился в дискуссию, что не заметил, как музыка стихла и дирижер пригласил на сцену вокалистку. Теодор обратил на нее внимание, только когда она начала петь. Он вгляделся в девушку: она была красива и пела опьяняющим голосом, который просачивался в кровь, словно крепкий коньяк.
– Кто это? – спросил Теодор, откинувшись на спинку стула. Он не мог оторвать глаз от ее стройной фигуры, от красного вечернего платья из шелка и шифона и изящных черт ее лица. Слегка заостренный подбородок, пухлые алые губы, огромные голубые глаза и уложенные по последней моде светлые вьющиеся волосы. Создания прекрасней он никогда не видел.
– Понятия не имею, – ответил Фрэнк. – Но что-то в ней есть, скажи? Голос просто сногсшибательный.