Мерцание страз - стр. 27
– Мама! Посуду убрать?
– Убери, я тебя на улице подожду.
Инесса обожала убирать грязную посуду. Первым делом она выкинула в висящий огромный чёрный мешок салфетку, обернулась растерянно.
– Стакан сюда! Ну помощница! Ну молодчина, – улыбнулась буфетчица и снова подмигнула Инессе. Под похвалы буфетчицы Инесса потащила тарелочку, ложечку и стеклянный стакан на столик с грязной посудой.
На улице мама разрыдалась, они шли, а мама плакала.
– Мама! Что с тобой?
– Не взяли нас.
– Почему?
Мама тогда ничего не ответила, много позже она рассказала, с каким презрением с ней говорила тренер, когда узнала, что Инесса её дочь.
– Вы посмотрите, говорила она мне, посмотрите какого ваша дочь роста. Ей же нет ещё пяти, верно? Это невозможно с таким ростом на фигурном катании, зачем вы вообще явились на просмотр? И знаешь, Ин, я почувствовала себя полной дурой, пятым сортом, представляешь? Стоит эта маленькая пигалица, на голову ниже меня, а ведь и я невысокого роста, и рассказывает пигалица, какой ты у меня слоник, прикинь?
– Да ладно, мам, её довели родители Лизы, вот она и высказала своё презрение нам и за меня, и за Лизу, я ж с Лизой в раздевалке болтала, Виолетта Сергеевна (так звали тренершу, не отобравшую Инессу) решила, что мы их знакомые и тоже сейчас проситься начнём. Они все такие фигуристы звёздные, отвратные они, со многими так говорят высокомерно, перед ними подлизы стелятся всю дорогу, а им приятно, они себя сразу великими чувствуют. Просто тебя это задело, ты ж не пресмыкала.
– Ну как сказать. Уж как мы с тобой клиентов облизываем. А фигуристки и верно – каста, высшая каста, – улыбается счастливо мама. Теперь, спустя столько лет, можно и побыть счастливый, сколько мама денег заработала на неуёмных амбициях этих тупых фигуристок, а особенно их фанатичных мамок-нянек. Но, всё-таки, ту историю мама вспоминает с грустной улыбкой. А Инесса считает, что тогда у неё на сердце появился плюс один шрам – так она расстроилась даже не столько от того, что не взяли, сколько от презрения, которое она почувствовала по отношению к себе, она ловила на себе взгляды тренеров фигурки и дальше, когда она стала заниматься хоккеем, а те случайно заходили в их хоккейную раздевалку. Она запомнила хорошо поджатые губы, презрительный уничтожающий взгляд Виолетты Сергеевны – она сама Инессу не взяла, но почему-то ей не нравилось, что Инесса всё равно здесь, в Ледовом дворце. Спустя время Виолетта Сергеевна начала улыбаться Инессе, Инесса очень обрадовалась тогда, здоровалась, как здороваются нормальные жизнерадостные самостоятельные самодостаточные дети, которым родня в попу не дует и не переживает по поводу каждого чиха. Виолетта Сергеевна с мамой давно приятельствует. С мамой, спустя пять лет весь ледовый дворец, то есть все, кто связан с фигуркой, захотели дружить – всем же костюмы нужны всегда срочно, все хотят побыстрее отшиться. Но мама никогда не торопится, когда отшиваются дети из группы тренерши Виолетты Сергеевны. «Подождут, – говорит мама. – Мы ждали, когда на просмотр пришли. Не очень Виолка шевелилась-то и с таким выражением лица ходила, как будто ей все должны». Мама не злопамятная, но тоже припоминает тот день до сих пор и всегда с детей Виолетты берёт чуть больше – «за то, что отнеслась без должного уважения» – мама цитирует любимую свою книгу.