Memento Finis: Демон Храма - стр. 44

Андреев, узнав о перспективах проекта, был очень доволен. С Верховым мы несколько раз заезжали к нему посоветоваться и обсудить материал. Чувствовалось, что старику не хватало внимания, не простого человеческого внимания, которое часто требуется пожилым людям, а профессионального научного интереса к его мнению, его позиции. Историческая наука была его жизнью, с изучением истории у него было связано всё. И он не разделял себя и свою профессию. Материальная и даже моральная оценка труда интересовала его меньше, чем сам процесс изучения и обсуждения темы. Академик с огромным удовольствием беседовал с нами, хотя не обходилось и без споров. В моих с Андреевым стычках Верхов неизменно оставался мудрым арбитром, который мог успешно обойти острые углы и погасить разгоравшийся костёр противостояния. К Верхову академик особенно благоволил, называл его не иначе как «Серёженька», тогда как ко мне чаще всего обращался просто «молодой человек», а имя вспоминал только в особые минуты расположения. Меня он недолюбливал, хотя до открытых столкновений вне научного обсуждения, препирательства не доходили.

Старик в качестве необходимого отступления от темы, за чашкой турецкого кофе, который он готовил на удивление хорошо, любил рассказывать о своих научных экспедициях. В эти минуты на него нападало благостно-ностальгическое настроение, и он мог долго, попыхивая вкусным английским табаком, рассказывать об особенностях новгородской берестяной письменности или вооружении монгольского воина времён Чингисхана.

Вопрос о книге Полуянова я больше не поднимал, но меня так и подмывало поинтересоваться у Андреева насчёт отношений с бывшим учеником. Сильное любопытство снедало меня изнутри. Я прекрасно понимал, что этот разговор был бы Андрееву очень неприятен, и даже знал почему, но в ответственный момент всё-таки не смог сдержаться. Однажды Верхов поинтересовался у академика, много ли у того было учеников, и чем они впоследствии занимались. Андреев стал с удовольствием перечислять фамилии профессоров и учёных знаменитостей, которым он, по его словам, дал путёвку в жизнь. В этом длинном списке фамилия Полуянова, естественно, отсутствовала. И тут я не преминул вставить:

– А как же Вячеслав Полуянов?

Я действительно не хотел ничего плохого, фамилия бывшего ученика Андреева просто сорвалась у меня с губ. Негативную реакцию Андреева несложно было предугадать. Он сразу же замолчал и посмотрел на меня жёстким, почти ненавидящим, взглядом. На несколько секунд в комнате повисла гнетущая тишина.

– Ну, что ж, молодой человек, если вы хотите знать моё мнение об этом человеке, я скажу… – с явным недовольством сказал Андреев. – Да, был у меня такой ученик, талантливый ученик, скажу даже, очень талантливый ученик. У него были великолепные перспективы для продолжения научной деятельности, но, к сожалению, история, я имею в виду, история как наука, его интересовала мало. Он с головой погрузился в мистику, выискивая в истории не реальную жизнь реальных исторических людей и культур, а тайные знаки, эти химеры научного знания. Все его теории не выдерживали никакого критического анализа и не могли найти никакого исторического подтверждения. Его неуёмное воображение помешало ему стать учёным. То, что случилось с ним впоследствии, лишь печальный итог его ошибок и заблуждений.