Мельничная дорога - стр. 24
Разве можно к такому привыкнуть?
Я пытался успокоить ее, но Ханна кричала, билась и вряд ли слышала меня. Поэтому я не стал приближаться, а обошел ее так, чтобы она меня заметила, и встал, подогнув колени и вытянув вверх руки.
Ханна вертела головой, словно ей был невыносим мой вид. А затем я понял, она пыталась разглядеть, нет ли со мной Мэтью. И завопил: «Он ушел, и обещаю, больше не вернется».
Ее колотило меньше.
Когда она взглянула на меня, я уперся кулаками в землю и разревелся.
– Прости, Ханна. Я не знал, что он… я бы никогда…
Она громко шмыгнула носом и тряхнула головой, не в состоянии поверить в то, что случилось.
– Господи, Пэтч, что я скажу маме? Она меня убьет!
Я молча таращился на нее. Что на такое ответить?
Сжав зубы, Ханна скулила от боли.
– Он выбил мне глаз, болит, я им не вижу, – она стала заикаться, – не вижу. Пэтч, как он выглядит? Плохо? Ничего им не вижу. Плохо?
Она скривилась, не понимая, что я не мог разглядеть ее поврежденный глаз из-за рассыпавшихся по лицу и слипшихся от крови волос.
– Не очень, – соврал я, все еще стоя на коленях, отчего ложь прозвучала намного грубее. И стал подниматься.
– Но все-таки как? Мама заметит?
– Нет. Он налился кровью. – К моим рукам пристали сухие листья, и я отряхнул их.
– Почему я им не вижу?
– Наверное, от удара, – ответил я, слегка постукивая о землю мыском кроссовки. – Вероятно, это шок, ну, как потеря сознания. – А потом произнес то, во что сам верил: – Если там что-нибудь не так, врачи все исправят.
Ханна моргнула здоровым глазом.
Я колебался, не приближаясь, будто между нами протянулась зона, через которую мне не было прохода.
– Можно я подойду помочь тебе?
Ханна кивнула. Я робко шагнул к ней и заглянул за дерево, посмотреть на узлы. Ханна тяжело дышала.
– Надо раздобыть нож, – сказал я.
Веревки скрипнули.
– Не-е-ет! – пискнула она. – Не оставляй меня одну, Пэтч!
– Это недалеко, – успокоил я. – У нас здесь склад. Займет не более минуты. Ни о чем не беспокойся. Я стану насвистывать мотивчик, и ты будешь знать, что я рядом.
Углубившись в деревья, я начал высвистывать мелодию «Свисти за работой» – единственную, которая пришла мне в голову. В этом месте находилось наше хранилище – все, что мы сюда приволокли, положили под брезент и забросали листьями: бластер, рогатку, копье, шарики для воздушки в жестянках и стеклянных баночках. Там же лежали капсулы с содой и бумажные мишени, которыми мы пользовались, играя в тир. И поскольку хранились консервы, рядом валялась открывалка. А вот подобранным там-сям костям и отросткам оленьих рогов мы так и не нашли применения. Здесь же хранили компас, в котором совершенно не нуждались, пару слабых пластмассовых биноклей, гору фляжек, в них мы набирали воду из ручья, а потом пили, опрокидывая в рот и воображая, будто мы заправские мужчины и глотаем виски. Были тут банки из-под маринада для лягушек, пара зажигалок и игрушечные наручники. А еще два ножа: карманный раскладной, почти совершенно тупой, и охотничий с костяной ручкой, резьба на ней изображала медведя гризли, дерущего когтями сосновый ствол. Он очень нравился Мэтью, и мы им почти не пользовались, поэтому складной нож затупился.