Механическое сердце. Искры гаснущих жил - стр. 67

Укрыв Кейрена одеялом, Таннис погладила его по встрепанным волосам и пробормотала:

– Ничего. Как-нибудь… разберемся.

Клетку она закрыла и, обмотав цепью, толстенной и с виду надежной, несмотря на покрывающую звенья ржавчину, Таннис не без труда повернула ключ в огромном замке.

Надо будет масла принести, смазать. И Войтеху спасибо сказать, пусть бы он не о Таннис, но о товаре заботился.

…вот только не услышит.

– Я тебя выпущу, – пробормотала она, стягивая ботинки. Тепло, порожденное ромом, уходило, и Таннис вновь начало потрясывать от холода. – Честное слово, но немного попозже.

Сначала она высушит деньги, благо от воды ассигнации не сильно пострадали, попрощается с мамашей, объяснив ей, что надо бы сменить место жительства, и изучит расписание дилижансов.

Конечно, жаль покидать знакомые места, но… этот ведь не отстанет.

Кейрен, не приходя в сознание, свернулся клубком. Мерзнет, бедный… он же говорил, что сосуды слабые. И Таннис мысленно пообещала ему раскопать еще одно одеяло. Или два, если не истлели.

Благородный все-таки.

Нежный.

Дите стало лучше.

Она сидела в кресле и перелистывала страницы журнала, делая вид, что всецело увлечена если не чтением, то разглядыванием картинок. Но Брокк чувствовал на себе ее взгляд, и взгляд этот мешал думать.

– Что? – спросил он.

– Ничего. – Дита улыбнулась. – Думаю, поздравить тебя со свадьбой или сочувствие выразить?

О его свадьбе «Светская хроника», стремясь исправить «досадную ошибку», писала в самых восторженных тонах. И Дита, читая статью, с трудом сдерживала смех, а у Брокка не получалось сердиться на нее. Напротив, если этот фарс развеселил ее, то в нем имелся хоть какой-то смысл.

– Расскажи о ней, – попросила Дита, закрывая журнал. – И не хмурься, я все равно не поверю, что ты злишься.

– Слишком хорошо меня изучила? – Брокк отложил записную книжку. Рассказать о жене?

Кэри, последняя искра угасающей жилы. Лунное дитя с белыми волосами и глазами цвета янтаря. С привычкой смотреть сквозь ресницы, тоже светлые, словно пеплом припорошенные. Какая она?

Настороженная. Уже не испуганная, скорее опасающаяся.

Чего?

Брокк не знал.

Она ступала бесшумно, а прежде чем выглянуть в коридор или войти в комнату, замирала на несколько секунд. Прислушивалась? Прятала в юбках вздрагивающие руки? И сторонилась зеркал.

Его жена носила серые платья, закрытые и скучные.

Смотрела в пол.

И не заговаривала, если к ней не обращались.

Ее страхи все еще жили, но Брокк сторонился и их, и ее самой, не желая нарушать хрупкое равновесие.

Об этом говорить нельзя, но Дита ждет.