Медвежье молоко - стр. 11
И не спросила, ответив вместо этого:
– Ладно.
– Просто ладно? – спросили в трубке.
– Просто ладно.
В трубке засмеялись. По крайней мере, Оксане хотелось верить, что это был смех – отрывистый, сухой, будто воронье карканье.
Нечеловеческий звук.
Она нажала отбой.
Малышка с интересом наблюдала за птицами.
Сейчас, спустя восемь лет, Оксана отчасти привыкла к присутствию отца в своей жизни. Они время от времени созванивались, он присылал деньги и вещи для внучки и крайне противился тому, чтобы Альбину отдавали в детский сад. Оксана отмахнулась, но после череды больничных и сама отказалась от этой затеи.
Теперь же, стоя на крыльце чужого дома, думала, что отец выглядит точно так же, как в скайпе, и чуть более старым, чем на фото.
Нереально худой, сгорбленный годами. Нос острый, клювом. Волосы черные, прорежены у лба, глаза с прищуром.
– Наконец-то свиделись, дочка, – сказал он. – Альбину привезла?
– Спит в машине, – ответила Оксана. – Спасибо, Олег Николаевич.
– Папа, – ответил он. – Называй меня так.
Дом оказался деревянным, но добротным, на два подъезда. Скрипучие ступеньки привели в коридор на четыре квартиры.
Оксана внесла сумку в комнатку – там стояла двуспальная кровать, застеленная стареньким пледом, какие вышли из моды еще в девяностые, но нет-нет, да встречались в хрущевках-«бабушатниках». У оленя в области бока истончился ворс, и Оксана, вспомнив раненого лося, решила, что от пледа избавится во что бы то ни стало. Сумку бросила возле неказистого, потемневшего от времени платяного шкафа. Выглянула в окно – оно выходило на приусадебный участок, где топорщилась зеленью рассада, а над ней двумя параллельными линиями перечеркивали небо бельевые веревки. Справа, за забором, краснел капот Оксаниной машины – возле нее мелькнула долговязая отцовская фигура.
Оксана поспешно спустилась во двор.
Сквозь окно виднелась белесая макушка Альбины. Девочка спала. Отец же, прижав ладони к стеклу и сгорбившись так, что сквозь черную майку явственно выступали острые позвонки, смотрел на нее, почти касаясь окна покатым лбом. Узкие губы едва заметно шевелились.
Оксану кольнуло тревогой.
– Подожди, я разбужу сама, – поспешно сказала она.
Приблизившись, увидела на стекле оставленные дыханием разводы. Отец выпрямился, отошел.
Альбина захныкала спросонья. Ладонью, испачканной фломастерами, принялась тереть глаза.
– Приехали, солнышко. Уже все.
– Я помогу донести, – предложил отец.
Оксана прижала к себе обмякшую дочь, рассеянно ответила:
– Нет, я привыкла.
Уже на пороге дома оглянулась через Альбинино плечо: распахнув переднюю дверь, отец копошился в кабине, что-то перебирая, рассматривая, проверяя. Почувствовав взгляд, повернулся, но Оксана успела войти. В последний момент она увидела, что держал в руках отец: это были Альбинины рисунки.