Медведь - стр. 30
– И воры, – вставил Худой.
– А, бросьте, – махнул рукой Румяный. – Есть тысячи способов воровать, не нарушая уголовный кодекс столь явно. Дело совсем в другом. Дело в том, что культура зашла в тупик. Прошло то время, когда культура должна была идти в народ. Теперь нужно, чтобы культура исходила из народа. В этом спасения от варварства.
– Кружки художественной самодеятельности, художники-самородки, общества трезвенников и раскаявшихся шлюх… – махнул рукой Худой, торопливо наливая себе очередную стопку.
– Ваша ирония неуместна. Да, охват кружками находится на крайне низком уровне. Но лучше делать хоть что-нибудь, чем ничего не делать! Нужно отвлекать наш народ от алкоголя, наркотиков, сексуальных извращений…
– Друг мой! Лучше ничего не делать, чем делать что-то кое-как. Потому что делать кое-как – хуже, чем вообще ничего не делать.
– Вы не правы, не правы… – загорячился Румяный. – Даже то, что сделано кое-как, всегда хоть что-то. Потому что того, у кого нет плана жизни, ждет разочарование. Лучше ехать куда-то, чем стоять на месте. Нужно смело и решительно вспрыгнуть на подножку отходящего от перрона поезда и крикнуть пассажирам во все горло: «Куда вы едете? Зачем? Что собираетесь делать дальше?»
– Все ваши вопросы будут заглушены свистком локомотива, – усмехнулся Худой. – Да и слушать вас никто не будет. Люди садятся в этот ваш поезд, чтобы убежать от своей доли. Скажите, положа руку на сердце, существует ли кто-нибудь где-нибудь, кто может сказать, что доволен своей жизнью? Страна стоит одной ногой в могиле, а вы продолжаете с оптимизмом смотреть на небо! А там пусто. Оттуда никто не спустится с готовыми ответами.
– Но программа Попкова…
– Ах, оставьте… Ради бога! Почему я должен верить этому ослу, уважаемому мэру Санкт-Петербурга, вашему боссу? Он хочет поднять дух народа! Да если вы хотите знать мое мнение о духе, то никакого духа нет! Он давно умер и уже истлел, превратился в прах, развеялся! Он задохнулся в брюшном жире одних и превратился в ненависть в голодных желудках других! И с этой ненавистью нам еще придется столкнуться.
– Вы слишком мрачно смотрите на жизнь, – заметил Румяный. – А жизнь, как сказал Жозе-Луи Боргес, прекрасна, но не надо от нее требовать слишком многого.
– Жизнь прекрасна, – кивнул Худой, вновь хватаясь за бутылку. – Но от нее почему-то умирают. Я надеюсь все-таки дожить до собственной смерти. – Он запрокинул голову и влил содержимое стопки в горло. – Проклятье! Где-то же все-таки строят космические корабли, изучают Марс, создают новые технологии… А мы… Вся страна – сплошной тупик… Нет, даже не тупик, а заповедник – заповедник глупости, бессмысленной жестокости и лживости. Представьте себе, на прошлой неделе, в Санкт-Петербурге, я познакомился с доктором социологии Берритом. Он уже второй год сидит здесь: изучает нас, как подопытных крыс. «Инстинкты у высших позвоночных», так, кажется, называется его работа. Вы улавливаете? В его глазах мы ведем себя, как стадо первобытных дикарей! В своей деятельности мы руководствуемся не разумом, а инстинктами. А ведь он прав! С этим приходится согласиться. А Беррит блаженствует! Его работа близится к концу. Через год-другой он получит Нобелевскую премию, а мы по-прежнему будем сидеть в дерьме. По самые уши. И никогда из него не выберемся.