Медный ангел - стр. 14
– Так, я беру это в свои руки, – решительно сказала Камилла.
Огонь в камине казался алым глазом дракона. Виллеру почему-то не мог закрыть глаза и лежал, глядя на пламя. Он почти ослеп, а мир соткался перед ним в оттенках огня, и огонь этот жег пальцы, поднимался по запястьям, змеей обвивал руки и полз, полз все ближе к сердцу… Сердце – тугой алый комочек – бешено пульсировало в неровном ритме.
Теодор попробовал нашарить на поясе рукоятку кинжала, но не обнаружил оружия и встревожился. Ах да, кинжал остался на дороге… А где находится он сам? В каком-то доме. Потолок качался. По огненной комнате плясали тени, они танцевали: вот тень с профилем прекрасной женщины протянула руку своему изящному партнеру, то ли в плаще, то ли в сутане… Теодор сморгнул наваждение.
В голове гудели все колокола мира. Виллеру чувствовал себя ветхой материей, натягиваемой на деревянную раму ночи. Так тянут, так сильно тянут… Ему не выдержать, слышите, как рвутся старые нитки, как разъезжается плетение?
– Отче наш, сущий на небесах… Да святится имя Твое…
Шепот полетел в ночь, произнесенные слова исчезали бесследно, будто Виллеру молчал. Распятие – угольно-черный росчерк на алой стене.
Бога рядом не было. И Девы Марии тоже. Но какая-то женщина была. Она собственноручно стянула с него камзол и ботфорты, Теодору было уже почти все равно. Реальность утонула в рыжем тумане, и отчетливо он слышал лишь голос этой женщины, неважно, громко она говорила или нет. Ее лицо казалось ему ликом скорбящей Богоматери. Не плачь, Мария, не плачь, на третий день Он воскреснет…
– …Вы бормочете молитвы чаще, чем мой друг аббат. Вы не похожи на священника, скорее, на военного. Откуда у солдата за душой столько латыни, а?
Ты не понимаешь, хотелось ответить ему. Почему ты не понимаешь? В твоих глазах вся мудрость мира, а ты не можешь меня понять?
– Ну же, шевалье, не смотрите на меня так, будто я убила вашу любимую бабушку. Выпейте воды. Выпейте!
Он пытался сопротивляться, но его никто не слушал. Голоса тонули в тумане, и только незнакомка продолжала быть и звучать, за ее голос он уцепился, как матрос с затонувшего корабля цепляется за обломок доски.
– …Пошлите за лекарем, немедленно. Это лихорадка. Нельзя давать ему вставать. Лежите, шевалье!
– Мне нужно…
– Я лучше знаю, что вам нужно. Лежите!
Он подчинился, иногда так приятно подчиниться женщине… Руки незнакомки выпорхнули из тумана, пробежались по лицу Теодора, омыли его прохладной волной. Слабо понимая, что делает, Виллеру поймал ее руку и прижался губами к ладони.