Медальон двух монашек - стр. 49
Первой её услышала Фелицата, идущая в компании с Саломией и казаками в баню. Несмотря на то, что была немного пьяна, мгновенно все поняла и побежала на крик, отчетливо понимая: совершилось непоправимое!
─ Ах, вы, стервецы! ─ закричал есаул, скачками устремившись к траве, где все ходило ходуном и из которой раздался душераздирающий крик. ─ Ну, я вас!
Фелицата и Саломия, чуть-чуть отстававшие от урядника были расстроены: хмель, так приятно волновавший кровь разом прошел, оставляя после себя сильную головную боль и горькое похмелье. Когда они добежали до места, есаул уже плеткой хлестал молодого казачка, так и не успевшего надеть штаны, приговаривая. ─ Ах, мать вашу! Стервецы, ишь чо удумали? Силой?! Да я вас. Сгною! В карцер! Немедля!
Смарагда лежала полуголая с обнаженным низом живота и раздвинутыми ногами. Возле неё вниз головой с голым задом, схватившись за голову и прижав её к коленям, сидел казачок, а рядом с ним находился другой, тоже на коленях, добровольно склонив голову перед есаулом, который, матерясь, налево и направо охаживал их своей плеткой, вставляя между матом следующие слова. ─ Посажу! На хлеб и воду!
Фелицата, быстро прикрыв тело и ноги Смарагды, переглянулась с Саломией. ─ Вот те и банька!
Они испугались. ─ А вдруг обо всем этом узнает игуменья? Что будет тогда? Ведь обо всем, что творилось здесь, им пока удавалось скрывать. И регулярные пьянки их после бани. И несанкционированные продажи скота на мясо, после которых приходилось подделывать им бумаги: ведь все денежки они делили между собой! Да и на остальные её делишки смотрели со скидкой из-за доходов подсобного хозяйства. А теперь? До сих пор удавалось все сделать так, что оставалось шито-крыто. И вот те на! Да еще с любимицей Аполлинарии, которая считалась вторым лицом по значимости и близости к игуменье. ─ потому и вглядывалась с тревогой Фелицата в побелевшее лицо Саломии. ─ Чо бум делать-то, подруга?
─ Давай в баньку её! Напарим, водой отольем, авось да и отойдеть! ─ предложила находчивая Саломия, глядя с надеждой в глаза подруге. ─ А что если с меня ихуменья спросит? Ведь за Смарахду-то я, Саломия, в ответе!
─ Есаул! Давай, бери своих и уезжай! Нам, видно, теперь не до шуток будет! ─ строго и твердо произнесла Фелицата, понимая всю серьёзность создавшегося положения.
─ Ах, вы, мать вашу! ─ матюгнулся есаул: он был откровенно зол на молодежь: сорвались поставки дешевого и качественного мяса, сорвалось приятное общение с двумя молодыми женщинами. И все из-за необузданной молодежи. ─ В колодки! На каторгу! Шкуру спушшу!