Мечтатель - стр. 27
Наконец остатки русской армии двинулись к Днестру. После возвращения царя как будто подменили; его мрачное настроение сменилось лихорадочным весельем: отслужили благодарственный молебен, устроили торжества с пушечным салютом. Прутскую катастрофу праздновали как великую победу! Генерал от кавалерии страдал от досады и унижения. Невнимание царя после его блестящего маневра обижало его чрезвычайно, а главное – никто, решительно никто, не признавал его удачу, его триумф. Все делали вид, что ничего такого не произошло: русская армия исключительно своими искусными маневрами выбралась из прутского мешка; относительно выгодного мира добился вице-канцлер Шафиров своей ловкостью и немалыми взятками, а он лишь командовал кавалерийским корпусом, выполнявшим всего-навсего задачу по поиску провианта и фуража, да и то не очень успешно.
Было от чего пребывать в меланхолии. В довершение всех бед царь Петр взвалил всю ответственность за неудачи турецкого похода на иностранных командующих и задумал устроить в своей армии чистку. Впрочем, генерала от кавалерии бог миловал: он сохранил свой чин и даже получил высокий орден Андрея Первозванного. Однако бывшего фавора уже не было – царь, видимо стараясь забыть прутскую конфузию, старательно отдалил от себя бывших с ним командиров, наверное, чтобы пореже вспоминать сию неприятную историю. С полсотни иностранцев – генералов и офицеров – было уволено с русской службы, но бывшего командира драгунского кавалерийского корпуса царь оставил в русской армии, отправив командовать дивизией на Украину. Это была хоть и не опала, но назначение отнюдь не по заслугам. Делать нечего: надо отправляться в Киев к месту службы, и обиженный генерал отправился в путь.
Мрачные мысли лезли в голову весь долгий путь до Киева. Поделиться своей досадой было не с кем, адъютант, сидевший рядом с ним в карете, с опаской поглядывал на мрачного генерала и благоразумно молчал. Карету сильно трясло на скверной дороге, но внезапно ход экипажа стал ровный и почти бесшумный, густой и тяжелый воздух жаркой украинской степи сменился сухим холодом кондиционера, справа и слева появились стеллажи с ровными рядами ярких упаковок, а каретный поручень в руках генерала сменился ручкой магазинной тележки.
Сидевший напротив адъютант стал трясти его за руку и почему-то женским голосом раздраженно заговорил:
– Ты слышишь меня или нет? Очнись давай!
Илья с трудом опомнился посреди большого супермаркета и некоторое время озирался с вытаращенными глазами по сторонам. Внезапное перемещение на три века вперед, несмотря на то что такое бывало с ним нередко, давалось Илье все с большим трудом.